Тень Великого Древа (СИ)

Жена Менсона доставляла двору иную утеху: она внезапно вошла в моду. Обычное дело для дворян – ставить кого-нибудь в центр внимания. Когда-то всех занимала Медвежонок Глория (которую в те дни считали Минервой), потом – сама Минерва, нелепая и пьющая, потом - ее грубиянка-фрейлина, потом – прекрасная леди-бургомистр... А тут двор сообразил: тьма, за целое лето никто новый не вошел в моду. Непорядок! Главный хранитель традиций – министр двора – взялся исправить упущение. Он взвесил несколько кандидатур. Владычица Магда – слишком нарочитый выбор. Шаваны-стражники – слишком грубы, им место на скотном дворе, а не в беседах знати. Интересен был этот юноша, Натаниэль, - но сбежал, какая утрата… Министр сделал выбор в пользу леди Карен Арденской, в девичестве Лайтхарт. Обсудил ее личность со своим помощником – Берти Крейном. Тот обсудил ее с девицами, а от них разошлось на весь двор. О Карен заговорили.

Министр не прогадал: леди Арден оказалась отличным объектом! Породистая, но нищая; утонченная манерами, но неряха в одежде; наказанная, но невиновная; дочь Великого Дома – но жена шута. В ней поровну комедии с трагедией, обсуждать ее – забава не хуже театра. Имелось и достаточно тайны, чтобы подогреть интерес. Любит ли она своего колпака? Она заговорщица или невинная овечка? Вздернет ли ее Адриан, как графиню Нортвуд?..

Модная леди Карен хорошо справлялась с ролью: не придавала разговорам большого значения, но и не притворялась, будто их нет. Могла сидеть в стороне и молча жевать свои булочки (она была еще той сладкоежкой). А могла нарочно поместить себя в центр внимания – например, подойти и сказать:

- Господа, вы обсуждаете соусы к мясу? У меня в лечебнице был Берт по прозвищу Ха-ха. Однажды поймал енота, сунул за пазуху и принес к ужину. Послушайте, что вышло дальше…

Карен отлично понимала: теперь все заговорят о лечебнице и душевных болячках, и о ее собственных мозгах. Ради эпатажа она раскрывала веер и, глядя в него, шевелила губами, будто читала с веера роман. А на другой день выдавала очень трезвое суждение, например, о соколиной охоте. И все с удовольствием принимались спорить:

- Она точно ку-ку! Двадцать лет жила с этими – вот и заразилась.

- Сами вы ку-ку, милорд. Она даже в охоте понимает, а это вам не дамские шпильки!

В итоге дворяне разделились на два лагеря. Одни считали леди Карен умной, гордой и лукавой и прочили ей смерть на виселице. Вторые видели ее комичной, сломленной и жалкой - а потому способной вызвать милость Адриана. Но ни те, ни другие не знали о конфликте между Карен и мужем.

Когда двери купе закрывались, оградив пару от чужих глаз, Менсон забывал ворчанье, а Карен – эпатаж. Они пили чай вдвоем, обсуждали дневные дела, обменивались нежными словами… И все выходило натянуто, принужденно, будто оба старались не замечать чего-то крайне важного. Запас их любви не пополнялся от нежностей, а напротив, расходился притворством. Так было день за днем, от Фаунтерры до Лабелина. Затем – от Лабелина до Лейксити, а потом через все герцогство на восток, к Солтауну, где до сих пор держался ориджинский гарнизон. В ночь перед Солтауном Менсон исчерпал свой запас терпения до дна. Глядя в оконное стекло, по которому бежали струи дождя, он сказал:

- Ого, ну и ливень! Милая, хочешь чаю с имбирем? Хорошо согревает. А еще я принес конфет… - вот здесь он достиг предела, - и я тебя выкину в окно, если мы сейчас не поговорим по-человечески.

- Я сказала, что думала, в первый же день, - резонно отметила Карен. – Сибил Нортвуд была заговорщицей, но искупила вину с лихвой. Она раскаялась, стала другим человеком. Минерва понимала это, вот и выписала помилование.

Менсон фыркнул:

- А я тебе сказал тогда же: хрена с два! Люди не меняются. Сама слышала, как она желала смерти владыке!

- Значит, мы оба все сказали друг другу. Так что же теперь?

- Не все. Ты говорила про Адриана и Сибил, а теперь давай про нас. Вижу, молчишь обо мне. Раскрой рот и скажи словами!

Карен поджала губы:

- Я думала неприятные вещи. Ты расстроишься, если узнаешь.

- А так я будто пляшу от радости! Говори уже.

- Я колеблюсь между двумя догадками, и обе нехороши. Первая: ты превратился из адмирала в юнгу. Утратил способность решать, потому и липнешь к Адриану – чтобы решал вместо тебя.

- Ну, знаешь ли…

- Ввторая догадка хуже. То зверство, которое он творит, ты сам считаешь правильным.

Менсон вскинулся:

- Да не творит он зверства! Это ты его разозлила, когда начала врать. И вообще, теперь я скажу, что о тебе думаю.

- Нет, помилуй! – вскричала Карен.

- Скажу, терпи. Владыка тебя подозревает – а знаешь, почему? Потому, что ты и есть подозрительная! Темнишь все время, ходишь с задней мыслью, чуть что – брызжешь ядом. У змеи-вдовушки больше прямоты, чем у тебя.

- О, как прелестно…