Тень ворона

Кадфаэль по-прежнему сомневался, что конец будет удачным. Затея Хью могла возбудить кое в ком желание очистить свою совесть, и этот человек мог поднять голос и выдать ни в чем не повинного соседа, которого по ошибке считал бы виновником, но, с другой стороны, это могло принести огромное облегчение виновному, который бы принял это как подарок, — разумеется, отнюдь не небесного, а совершенно противоположного происхождения! Идя с процессией, Кадфаэль перебирал в уме факт за фактом те мелочи, что крутились в его мозгу, и вдруг увидел, как они связаны. Это случилось в тот миг, когда, поскользнувшись на обледенелой колдобине, он почувствовал, как спрятанная за пазухой баночка с мазью стукнулась от встряски о его грудь. И тут он вновь увидел ее перед собой на протянутой ладони Диоты, в ее все еще красивой, хотя и немало потрудившейся на своем веку руке. Ладонь была исчерчена обыкновенными линиями, которыми всегда бывает отмечена человеческая рука. За долгую жизнь они врезались на ней глубоко, но рядом с ними были другие, совсем тоненькие белые черточки, которые перекрещивались с первыми, пучком расходясь от запястья к пальцам. Сейчас они уже были мало заметны, а скоро и совсем исчезнут.

Ледяная ночь. Кадфаэль помнил, как сам пробирался тогда, осторожно шагая по замерзшей дороге. И женщина, которая поскользнулась на пороге дома и, падая, непроизвольно выставила вперед руки, — они принимают на себя всю тяжесть внезапного удара, хотя достается все-таки и голове. Но ведь на самом-то деле Диота никуда не падала! Ушиб головы она получила по совсем другой причине. Она и впрямь падала в ту ночь на колени, но опускалась на них по своей воле, в отчаянии хватаясь при этом не за мерзлую землю, а за подол священнической рясы и за его плащ! Так откуда же тогда взялись эти царапины на обеих ладонях?

Неумышленно Диота рассказала ему только половину истории, полагая, что поведала все. Что поделаешь! Сейчас он оказался в полной беспомощности: ему нельзя выйти из процессии, и ей тоже. Он не может подойти к ней, чтобы вместе покопаться в ее памяти и вспомнить то, что она тогда забыла сказать. Пока не закончится торжественная церемония, он не сможет поговорить с Диотой. Это так. Но ведь есть еще другие немые свидетельства, которые заговорят очень красноречиво, если извлечь их на всеобщее обозрение! Кадфаэль поневоле продолжал идти вперед. Шагая в ногу с братом Генри, они прошли форгейтский тракт и свернули направо около ярмарочной площади. Церемонию погребального шествия нельзя было нарушить. По крайней мере еще не сейчас. Может быть, когда шествие вступит в ворота кладбища? Обратно они уже не пойдут процессией. Оказавшись в стенах своего монастыря, братья разойдутся поодиночке, дабы совершить омовение и затем отправиться в трапезную обедать. Следовательно, войдя в ворота, он, наверное, сможет незаметно удалиться…

Широкие ворота в стене были уже настежь распахнуты, чтобы впустить погребальное шествие на длинную аллею. Справа открывался вид кладбища, а слева огород, за которым вставала длинная крыша аббатских покоев и обнесенный изгородью маленький цветник. Могилы монахов располагались возле восточной стены церкви, а священников мирского прихода хоронили в том же конце, но немного отступя от монашеских могил. Захоронений было еще не очень много, так как монастырь основали всего пятьдесят восемь лет тому назад, приход же существовал дольше, его требы справлялись раньше в деревянной церковке, которую граф Роже заменил на каменную и отдал вновь основанному монастырю. Здесь росли деревья и травка, а летом цвели полевые цветы. Кладбище производило очень приветливое впечатление. И лишь сырая черная яма, выкопанная около стены, портила вид этого зеленого сада. Синрик установил возле могилы козлы, чтобы поставить на них гроб, прежде чем его опустят в землю. Сейчас Синрик склонился в сторонке над досками, которыми раньше была прикрыта могила, укладывая их аккуратным штабелем.

Вслед за монашеской процессией в кладбищенские ворота толпою хлынул народ. Пришла половина Форгейта и множество горожан, всем хотелось вблизи увидеть, что же произойдет дальше. Кадфаэль покинул свое место в ряду и незаметно смешался с толпой любопытствующих зрителей. Брат Генри, конечно, обратит внимание на его отсутствие, но во время церемонии он не станет бить тревогу. В то время как приор Роберт своим звучным голосом произносил первые фразы погребальной службы, Кадфаэль уже скрылся за углом здания, где собирался капитул, и торопливой рысцой устремился через двор к калитке возле лазарета, ведущей к мельнице.