Тень за правым плечом

При распределении лавок мне выпала та, что стояла ближе всего ко входу, и я еще порадовалась, что смогу защитить Стейси в случае, например, нападения диких зверей. Устраивались долго: Мамарина сначала ныла, что ей что-то мешает, потом беспокоилась из-за клопов, потом тревожилась, что девочка может упасть с лавки, хотя спавшая с ней кормилица, сдвинув две скамьи вместе и придвинув их к стене, улеглась с краю. Наконец, покормив напоследок ребенка, она захрапела, да так, что спать сделалось решительно невозможно. В редкие перерывы между ее хриплыми фиоритурами врывался доносящийся со второй половины тоненький посвист отца Максима, который время от времени начинал бормотать сквозь сон какую-то рифмованную благочестивую ерунду, например: «и на Меркурии будут наши курии» или «как у нас в обители попика обидели».

Старый дом жил своей жизнью: скреблись мыши, шелестели жуки-древоточцы, где-то настраивал свой нехитрый инструмент сверчок. Ночь шумела за маленькими окнами-бойницами нашего домика: злыми голосами кричали ночные птицы, насмешливо посвистывал ветер; мне казалось, что я слышу и плеск реки, но, верно, это была иллюзия — все-таки от нее нас отделял высокий берег. Люди обычно погружаются в сон, чтобы избыть страх будущей смерти — это вроде как репетиция, временное погружение в инобытие, из которого потом выныриваешь. Крупные морские животные хоть и способны обходиться без воздуха часами, а все-таки должны время от времени всплыть и сделать вдох — так и душа хоть и может подолгу сидеть в тесном и скверном теле, но должна порой сходить погулять. Мне, понятно, все эти упражнения ни к чему, но поневоле, пожив с людьми, я тоже привыкла подремывать, хоть и недолго — даром что здесь, как и во всякой непривычной обстановке, я была дополнительно настороже.

Поэтому, когда в какой-то момент дверь чуть скрипнула, впуская бледный свет луны, я мгновенно проснулась и подобралась. Невысокая фигура в светящемся проеме могла быть только Веласкесом, но меня поневоле охватила дрожь. Дверь распахнулась пошире: свет падал на него со спины, так что я видела только силуэт, как в китайском театре теней, причем в руке у него, как на рисуночке Мамариной, было зажато что-то длинное и тонкое. Он мягко поманил меня рукой, другой, свободной, — и я вспомнила, с какой настойчивостью он вчера просил меня уделить ему время. Чем-то это походило на дневную историю со Шленским: получалось, что каждый из нас, кроме, может быть, простоватого батюшки, посапывавшего сейчас в дальнем углу нашего домика, нуждался в другом, но при этом взаимные потребности не совпадали. Собственно, примерно так и устроена вся горькая человеческая жизнь: Мария любит Петра, Петр мечтает об Анне, Анна без ума от Ильи, а Илья думает только о чине статского советника. Спали мы все одетыми, так что собираться мне не пришлось — я пригладила волосы, горько тоскуя о гребне, лежащем в несессере, накинула полушалок и вышла на улицу.

Расстилавшийся вокруг пейзаж был точь-в-точь как в романтической фильме: из-за яркого света луны он сделался черно-белым и таинственным — и доктор, с его героической фигурой и резкими чертами лица, был ему под стать. Волновался он, кстати, тоже совершенно как фильмовый герой, только я никак не подходила на роль, предписанную антуражем.

— Спасибо, что согласились поговорить со мной, — почти прошептал он, боясь, очевидно, разбудить моих спутников. — Пройдемтесь немного, мне нужно кое-что вам показать. Это под землей, но у меня свеча с собой, только не испачкаетесь ли вы? Я расширил вход.

Был он как будто немного в бреду — и точно, сжимал в руках длинную и толстую свечу, на манер венчальной. Мне вновь показалось, что я играю какую-то не свою роль — может быть, из-за того, что он принимает меня за кого-то еще, а может быть, и в более широком смысле. Меня порой охватывает ощущение внутреннего недоумения, свойственного, кажется, и людям, — вдруг, видя себя как бы со стороны, я не понимаю, почему и зачем я оказалась в эту минуту в этом месте; какая цепь событий, какое течение жизни привело меня в эту точку времени и пространства. Говорят, в океане есть особенные невидимые струи, которые могут отнести даже опытного пловца прочь от берега и затянуть в водоворот — и я все чаще, особенно когда события выбивали меня из привычной колеи, чувствовала себя таким пловцом.

— Вы уверены, что нуждаетесь именно во мне? — проговорила я по возможности мягко.