Тень за правым плечом

Может быть, это был дополнительный сигнал опасности для всяких мелких зверушек, чтобы они обращались в бегство всякий раз, завидя рядом с собой двуногую образину? Или специальным наказанием Еве, назначенным ей за неуместное любопытство? Я видела его поросший курчавым волосом подбородок, желтые крупинки в уголках глаз, остро торчащий кадык, две крупные ноздри, из которых в беспорядке росли волоски, крупные поры смуглой кожи, обметанные лихорадкой губы, кустистые брови, какие-то складчатые уши — всю эту невыносимую телесность, даже дальнее подобие которой ужасало бы меня во мне самой, если бы я не была уверена, что в собственном моем случае это лишь неизбежная маскировка, досадный карнавальный костюм, который я вынуждена носить, не снимая, во избежание разоблачения.

Наконец полынная сигара догорела, и он от меня отступил. Прошло еще несколько минут. «Все, достаю иголки, — проговорил Веласкес и действительно собрал их быстрыми движениями. — Вставайте. Помните — вы обещали мне пятнадцать минут разговора» (между прочим, ни о каких минутах он до этого не упоминал). Вернувшись к остальным, мы застали там самый разгар горячего спора: дискутировали, как обычно, Шленский с отцом Максимом, причем речь шла ни много ни мало о бессмертии души.

— Все ваши выдумки про воскресение, — вещал Шленский, — представляют собой смесь египетских и еврейских сказок, только адаптированную для совсем невзыскательных умов. Если египтяне, которые были поистине высокоразвитой цивилизацией, представляли себе загробный мир в живописных деталях, то ваши пыльные законоучители не смогли даже как следует описать тот рай, к которому следует стремиться. Я читал книжку про Древний Египет: там каждый житель прекрасно знал, что будет происходить с его телом и его душой. Когда он помрет, из его трупа вынут печень, легкие, желудок («Володенька!» — укоризненно пискнула Мамарина), разложат их по специальным сосудам, а само тело забальзамируют. Душа покинет его той же ночью, но, проснувшись, выйдя из тела, она не будет знать, кто она и что, — и поэтому ря-дом с гробом рисовали подробнейшие инструкции, буквально как для человека, потерявшего память: ты такой-то, был тем-то, вот тебя похоронили — полезай-ка в эту узкую щель — и действительно, рядом с гробом делали специальную дверь с узенькой щелкой и трогательным валиком наверху, чтобы душа ни в коем случае не приложилась потылицей, как говорят хохлы. Отсюда, кстати, все ваши истории про верблюда и угольное ушко — от этой щели. Так вот, душа пролезала в щелку и оказывалась перед специальным судом: какой-то бог, не помню его имени, взвешивал ее грехи, а на другой чаше весов было перышко — и если грехи перевесят, то специальная землеройка утаскивала душу в ад, а если перевесит перышко, то душа садилась на кораблик и плыла вместе с солнцем в ваше селение праведных. А у вас что? Иди в рай и больше не играй? Чем там заниматься-то будут, в этом самом раю? А жить где? У вас там фаланстер специальный для ангелов?

— Ангельский чин еще надо заслужить, — улыбнулся отец Максим, во все время этой тирады поглаживавший лисенка, который свернулся клубком у его ног.

— Нет, действительно. Как в практическом смысле устроена загробная жизнь? Как будет воскрешен каждый человек в соответствующий день? Если его похоронили целиком — это я кое-как понять могу, а если прах развеяли по ветру? А если он вообще некрещеный — он так и будет лежать в своем гробу, пока все его соседи станут, охая, шевелиться и выкапываться? А вот, например, если человек пережил одну жену и женился во второй раз — как он в раю будет с обеими? (Тут он взглянул на Рундальцова и осекся.) Вы знаете ответы на все эти вопросы?

Отец Максим кротко, но в то же время насмешливо улыбнулся.

— Нет, Владимир Павлович, я не знаю. Я думал, конечно, об этом — вы ведь, надеюсь, не считаете, что этого рода духовные затруднения возникают только у вас. Никаких подробных инструкций и объяснений в наших священных книгах, как вы знаете, нет. Но знаете, что принесло мне в этом смысле сильное духовное облегчение? Радио.

— Что-о?

— Радио. Вы знаете, конечно, про изобретение радиоволн и про то, что теперь можно, хоть и на небольшие расстояния, передавать даже человеческий разговор? Ну так вот: это ведь, в общем, опровергает все, что мы до этого знали, — оказывается, что пространство, разделяющее людей, не беспощадно, что его можно преодолеть за долю секунды. Не знаю, как для вас, а для меня это было какой-то поворотной точкой — узнать, что мир совсем не такой, каким мы его видим, что рядом с нами есть непознанное, причем совсем поблизости. Может быть, прямо в эту секунду через меня проходят радиоволны, посредством которых говорят два человека на расстоянии ста миль друг от друга. Об этом даже подумать было нельзя еще тридцать лет назад. И это значит, что мы можем сейчас не знать и не понимать чего-нибудь такого, что через полвека будет совершенно ясным для всех. Поэтому если вы чего-то не можете понять — просто подождите, может быть, человечество поумнеет, и мы вместе с ним.