Тень за правым плечом

Что-то в этом роде, хотя и по другой причине, произошло с Мамариной. Ею овладела полная апатия, превратив ее в подобие живой куклы в человеческий рост. Часами она сидела, вперив взор в пространство, почти бесчувственная к внешним раздражителям — если бы мы с Клавдией не хлопотали вокруг, то она бы, вероятно, не ела бы и не пила до полного истощения. Это не было прямым проявлением глубокой скорби: за месяцы знакомства она вообще не показалась мне способной на сильные эмоции, направленные вовне, — и уж тем более они с покойным Львом Львовичем никак не напоминали пару влюбленных воркующих голубков. Конечно, человеку свойственно, почти не замечая присутствие кого-то или чего-то в собственной жизни, вдруг болезненно ощутить утрату этого предмета или субъекта, но даже сама ее прежняя нецельная натура никак не должна была подпасть под власть этого чувства. Она перестала расчесываться и умываться; от нее стало попахивать, так что Клавдии пришлось, самостоятельно вскипятив воду, отвести ее в бывшие владения покойной Жанны Робертовны и там, раздев догола, обтереть мокрым полотенцем, причем на протяжении всей процедуры она стояла с растерянно-задумчивым видом, кажется не осознавая, что с ней происходит. Так прожили мы несколько недель: Клавдия кое-как вела наше хозяйство и занималась Мамариной, которая, впрочем, требовала совсем небольшого ухода; я целыми днями возилась со Стейси и уже рисковала даже выходить с ней на небольшие прогулки. Шленский не показывался, а вот отец Максим порой забегал, причем в первый раз я его не узнала: он не только исхудал, но был и наголо обрит после тифа, что придало его привычному круглому лицу некоторую выписанную авансом античную твердость черт. Он, благодаря говорливости прихожан, знал все наши новости и служил уже сорокоуст по покойному Рундальцову. Впервые увидев Мамарину, он сунулся было к ней с какими-то утешительными словами, но был остановлен ее тупым равнодушным взглядом: она явно его не узнала, что произвело на него еще более гнетущее впечатление, чем на нас, — мне даже подумалось вскользь, не был ли он к ней более неравнодушен, чем пристало его сану и статусу. Впрочем, вскоре, благословив ее, он ушел: ему предстояли какие-то таинственные хлопоты перед новыми властями, покушавшимися закрыть его храм.

Одним темным, уже почти зимним утром я услышала в прихожей странный шум, как будто хлопнула входная дверь. Кроватку Стейси мы давно переставили в мою комнату, так что спала я относительно крепко, но тут все равно проснулась и вышла в коридор. Наш без лести преданный истопник продолжал свою ежедневную службу, так что в спальнях было тепло, но по прихожей гулял какой-то холодный ветерок. Я подошла к двери: она была закрыта, но не заперта (хотя я перед сном сама проверяла ее и накидывала цепочку). Выглянув на улицу, я увидела, что от самого нашего крыльца по свежевыпавшему снегу начинается цепочка неуверенных следов, уходящих в сторону Сретенской набережной. Уже понимая, что произошло, я сбегала наверх, проверила свою догадку, разбудила Клавдию и велела ей присматривать за Стейси, после чего быстро оделась и отправилась по следам: Мамарина сбежала.