Тень жары

В ту пору, когда мой Заслуженный деятель телевизионных искусств еще дышал, я многократно видела на экране подобные персонажи в репортажах о разборе американских рэйнджеров, вторгающихся на земли, населенные различными туземцами и другими свободолюбивыми народами… Во всяком случае, это сборище людей, одетых в маскировочные костюмы и попрятавших лица в широкие — чем-то напоминающие горнолыжные — маски, да еще снабженные забралом, прикрывающим нижнюю часть лица, — эта компания производила довольно жуткое впечатление.

К тому же все они были вооружены какими-то короткоствольными пистолетами.

– Мы будем охотиться на людей? — спросила я.

– Что-то в этом роде, — Зина помогал мне натянуть и приладить защитную маску. — Сейчас разделимся на две команды, разбредемся по лесам и будем друг друга отстреливать. Не бойся, эта пушка, — он вставил мне в руку пистолет или автомат или еще что-то огнестрельное, — палит безвредными шариками с краской. У кого на комбинезоне появится цветное пятно, тот "убит". Совсем как в "Зарнице". Тебе понравится. Только не стреляй, ради бога, в людей, одетых в желтую форму, это судьи.

После короткого инструктажа мы разбрелись по лесу… Чем дальше, тем больше эта охота на людей начинала меня увлекать: должно быть, во мне проснулся природный инстинкт игрока, мы лежали в засадах и совершали короткие перебежки, прятались за деревьями и падали в траву под обстрелом противника; я так увлеклась, что совершенно забыла обо всем на свете и потеряла ощущение времени; все отголоски внешнего мира и его оттиски — все шопены, брамсы и гершвины, все рембранты, сезанны и фальки — распались, растворились без остатка в инстинкте охотника, отлично понимающего, что в этой жизни ценен лишь один отголосок: шорох в кустах, и один оттиск: чей-то промельк меж деревьев… И обладатель этих ценностей прекрасно знает истину: главное — вовремя нажать на курок… И все-таки я старалась держаться поблизости от Зины.

Я отметила, что ведет он себя немного странно. Я палила направо и налево, успела подстрелить двух противников; оба, судя по характеру пластики и движений, были женского пола. Возможностей для точного выстрела хватало и у Зины.

Но его оружие молчало.

Так продолжалось до тех пор, пока в поле нашего зрения не попал какой-то плотный, спортивного вида человек.

Мы лежали в засаде в небольшой канавке, подкарауливая неосторожного игрока из враждебного воинства.

Перед нами простиралась достаточно обширная поляна, по которой были разбросаны островки чахлого кустарника; помеху он нам составить не мог — позицию мы выбрали очень удачно и могли простреливать практически все открытое пространство.

Я заметила шевеление высокой травы и тронула Зину за локоть.

Он не отреагировал: он и сам видел.

Над травой возникли голова и плечи. Игрок стоял на коленях и осматривался. До него было далеко, очень далеко.

Наше оружие, насколько я успела к нему "пристреляться", бьет от силы метров на пятьдесят. Сейчас между нами было метров сорок-сорок пять.

Зина отполз к кустарнику и медленно поднялся. Противник его не видел — зато сам был открыт.

Меня поразила поза Зины.

Он стоял, несколько ссутулившись, опустив дуло в землю и как будто глядя себе под ноги, точно дожидался сигнала. Не знаю, сколько времени это продлилось — наверное, довольно долго.

Боковым зрением я отметила: человек резко, пружинисто вскочил на ноги.

Мне трудно разложить во времени движения Зины; я видела их будто бы в старом, "скорострельном" кино, где кадры слишком спешат нестись друг за другом; резкий подскок человека и послужил сигналом, которого Зина дожидался, тупо глядя в землю.

Потом был взлет ствола и моментальный выстрел.

Человек вздрогнул и присел на корточки.

Зина вышел из укрытия и помахал ему своим ружьем.

Тот развел руки в стороны: что, мол, поделать, убит так убит.

Наблюдая за их жестикуляционными переговорами, я вдруг подумала: все произошло настолько стремительно — в течение доли секунды — что Зина чисто физически был не в состоянии прицелиться.

И тем не менее, он попал — на таком большом, практически предельном расстоянии.

Он повернулся и, забросив ружье на плечо, двинулся в чащу.

Я собралась его догнать, но что-то меня остановило.

Наш убитый противник уже выбрался из высокой травы на тропку и теперь хорошо был виден. На левой стороне груди горело яркое пятно краски. Впрочем, не столько феноменальная точность выстрела заставила меня призадуматься, сколько — походка человека.

Его лица под маской я, естественно, рассмотреть не могла.

Но с этой характерной, раскачанной — типично утиной — походкой я встречалась не впервые.

На обратном пути к лагерю мы набрели на забавное приключение: продравшись через плотный кустарник, мы обнаружили на крохотной тенистой и какой-то чрезвычайно уютной укромной полянке двух противников, мужчину и женщину.

Позабыв про честь и долг солдата, они занимались любовью.