На чердаке было довольно темно и пусто. Единственным источником света оказался стеклянный контейнер у дальней стены, который излучал голубое больничное сияние. Брендон будто загипнотизированный фанатик завороженно вышагивал к нему и ни за что бы не заметил притаившуюся позади Еву. Она даже не спряталась – просто стояла в проеме и, прищурившись, наблюдала за происходящим. Она не видела, что хранится в контейнере, но чувствовала, что это, определенно, то самое. А вот Брендон со своей позиции испытывал смешанные чувства, приближаясь к стеклянному сияющему контейнеру. Бесконечное любопытство, азарт, но и некоторую брезгливость.
Наконец, он остановился и открыл дверцу контейнера, уставившись на содержимое. Поглощенное голубым сиянием сердце размером с кулак покоилось на белой подушечке, промокшей от крови. Оно не билось… но, видимо, носило важный сакраментальный характер, потому что кому-то принадлежало. И внутри хранился ключ. Брендон знал это, словно кто-то шепнул на ухо. Но камикадзе не должны задумываться над сторонними вопросами, а выполнять задание, поэтому он протянул руку и не без отвращения взял холодное влажное сердце из контейнера. Кусок мяса. Всего то…. Мягкое и податливое сердце.
Скулы Брендона свело судорогой. Может быть, даже он понял в какой-то момент, что ключ не достанется ему просто так, что придется заплатить по полной программе, что всё это, в конечном счете, ловушка, и цена будет слишком высока. Но пальцы знали свое дело…. Они впились в сердце, словно в залежалое яблоко, и разорвали его на две части. Ключ тут же упал на пол, глухо ударившись о доски. Тяжелый, черный как смоль, с четырьмя острыми зубьями и перекладиной над ними, отчего с легкостью видимый на белом полу. Возможно, Брендон даже удержал бы его, если б за спиной кто-то пронзительно не закричал… почти завизжал в тот самый момент, когда его руки разорвали сердце на две половины.
Он испуганно обернулся и увидел Еву, стоящую в проеме в едва пробивающемся свете. Что-то черное клубилось за спиной, не позволяя свету проникать на чердак. Но он всё же видел, как Ева схватилась за грудь напряженными растопыренным пальцами и закатила глаза так, что белки зловеще блеснули в темноте. Она хрипела, пытаясь осознать произошедшее и понять, почему у нее мертвой вдруг взорвалась грудина алой агонизирующей вспышкой боли. Сердце у мертвых не болит, но душа…. Она расплатилась за ключ, который так хотела заполучить.
Ева попятилась вон из темноты чердака, но светлее не становилось. Она вышла на лестницу, бешено вращая глазами и хватая ртом воздух по старой доброй инерции. Боль буквально размазала ее своими колесами. Оступившись на лестнице, она неуклюже развернулась, будто балерина, совершающая свой первый пируэт, и полетела вниз, глядя, наконец, на то, что преследовало её всю жизнь. То, что видела тогда в Красном Зале и испугалась до смерти. Думала, что, возможно, это лишь дурацкая аллегория, но теперь…. За несколько секунд полета с лестницы Ева увидела, что тень, преследовавшая ее, существует на самом деле и готова проглотить ее, принять в свои объятия, как старого друга, как любовницу.
Лицо Евы исказила гримаса ужаса – отчаянного и всепоглощающего. Так нечестно! Бороться всю жизнь с тьмой внутри себя и вот так просто отдаться ей. Или непросто? Тьма караулила Еву за каждым углом, но та держала удар. Да и здесь, если бы не проклятый ключ, если бы не жажда его заполучить, Ева скорей всего и продержалась подольше. Но последний блок, удерживающий тьму на расстоянии, был сломан. Ведь всё имеет свою цену.
И когда Ева ударилась глухо об пол, подняв клубы тьмы, словно пыли, и открыла глаза через мгновение… она больше не владела собой.
Добравшись до второй ступени, Агнес замерла как вкопанная. Она увидела Еву, вышедшую на лестницу, но никакой радости не испытала. Захотелось тут же убежать, и, поддавшись этому желанию, она даже сделала несколько шагов назад.
Вроде всё та же Ева – смуглая с выгоревшими прядями в свободном платье и светлом тренче необходимом лишь для того, чтобы скрыть пятна крови. Холодно красивая, но не до конца смытая кровь делала из нее психопатку. И всё же с ней было что-то не так – то, что заставило Агнес отшатнуться.
Ева не горбилась и не прихрамывала, а вытянувшись как струна, горделиво ступала по лестнице вниз. Агнес показалось, что она заметила черноту, плескавшуюся в глазах и даже несколько оттеняющую кожу легчайшей вуалью. Но стоило моргнуть и все эффекты пропали. Осталось лишь яркое всепоглощающее чувство нечестивости и жути, будто она оказалась в одной комнате с Риган, хрустящей суставами и позвонками и говорящей жутким голосом на древнем арамейском. Агнес всегда задумывалась – каково это? Не в кино, а в реальности оказаться в одной комнате с одержимой? Теперь любопытство было удовлетворено. Ничего страшнее она никогда не испытывала.