Теневое Братство

Фарос повернулся в сторону, повесив руки на пояс, и тяжело вздохнул. Да, Войри умеет доставать человека на всех возможных уровнях. Он все думал, как ей объяснить свое состояние, и объяснять ли вообще; а ее пристальный взгляд все еще сверлил глаза, что было очень неприятно.

– Ладно, убедила, – ответил он так, будто она не спрашивала, что случилось, а уговаривала сделать что-то, уж настолько ее настырность была доставучая. – Пойдем, проверим снаряжение и отправимся в путь, но сейчас, днем, ибо не хочу я тут до ночи сидеть, – Фарос зашагал в сторону арсенала, но вдруг остановился. – Ну, и потом я тебе попытаюсь рассказать, что же все-таки случилось.

* * *

– Вот такая вот история…

Фарос глубоко вздохнул, держа в одной руке вожжи и придерживая во второй ворону, что сидела на пальце. Птица сидела, с интересом разглядывая длинные темно-русые волосы человека, которые так интересно колышутся на слабом ветру. Вроде бы и не черви, а длинные, не гусеницы, а двигаются, – интересная вещь, человеческие волосы. Внизу, на торсе человека были скрещены две руки, покрытые разного размера шрамами и без двух пальцев, – указательного на левой и среднего на правой. Но на безымянном пальце правой руки красовалось красивое кольцо с выгравированной надписью, что забавно блестела при каждом блике солнца. Ворона спустилась с пальца на хребет лошади и стала тыкать клювом в блестящую побрякушку, пока руки вальяжно пытались ее оттолкнуть. Но любопытная ворона и не думала бросать это дело, – она внутри себя знала, что от этих двух людей нет опасности, а потому так нагло лезла и клевала серебряное кольцо.

– Но от этого же не нужно сходить с ума и делать все безумно, и спустя рукава, – Войри перебирала пальцами и пыталась отогнать вредную ворону. – Мне, конечно, не доведено знать, что это такое, быть благословленной Матерью Пустоты, но даже если и так, то это ничего не меняет.

– Я боюсь этого изменения, – признался Фарос, держа обеими руками вожжи. – Что, если оно окончательно уничтожит меня, как человека? Что если искоренит душу и оставит только силу и стремление убивать?

Войри серьезно задумалась. Терять такого человека, как Фарос, было бы очень больно, учитывая то, как они сработались и сроднились. Никому бы из Братства этого не хотелось, но раз уж их Мать положила свой взор на него, дала силу, помощь, взяв при этом что-то взамен, то почему нужно от этого отказываться?

– Просто прими то, кем ты стал… – Войри убрала руки с торса брата и начала разминать шею.

Ворона, потерявшая блестящую побрякушку, расстроенная села чуть выше, на голову Тиеры, и посмотрела на Фароса. У того из-под трясущихся, отяжелевших, оскорбленных прямотой мнения век начинали выступать слезы.

* * *

Знойная жара, поднявшаяся после прохладного утра, одолевала каждого, стоявшего у храма. Сегодня был поминальный день, и собралось большое количество людей, чтобы помянуть усопших родственников. Погода доставала еще и горячим воздухом, гнавшимся ветром с запада, и, хоть это было неприятно, но символизировало о вновь надвигающейся грозе, где-то далеко от Даландии. Фарос и Войри стояли возле толпы и медленно продвигались по ее краю, стремясь попасть в храм, что было трудно. Так и не найдя возможности зайти законным путем, они отошли от толпы и осмотрелись. Единственным вариантом была колокольня, до нее решили добираться акробатикой. Зайдя за жилые здания, Фарос подсадил Войри, и та стала забираться наверх, перебирая конечностями по подоконникам, каменным выступам и торчащим из стен брусьям. Возле одного из окон, она увидела висящий на крючке моток веревки и сильно обрадовалась. Забрав с собой материал, она забралась на крышу, обвязала веревку вокруг печной трубы и скинула в низ, затем стала наблюдать за колокольней, до которой с крыши можно было рукой подать. Все это время Фарос стоял внизу, погруженный в свои мысли, и когда веревка оказалась перед его лицом, он почувствовал, что не может сделать и шага, взять веревку и начать забираться наверх. Помогла, как ни странно, Войри; Фарос вспомнил ее фразу «прими то, кем ты стал», и, ощутив непонятную злость на эту реплику, схватил веревку и юрко залез наверх. Войри оглядела его и гордо сказала:

– Как всегда крут.

Фарос усмехнулся, но ничего не ответил. Проверив, обращают ли люди внимание на небо, парочка с разбега прыгнула на каменную кладку колокольни и залезла в нее.

– Сейчас объявим об окончании поминания, – сказала Войри, готовясь взять за колокол.

– Разве не подозрительно? – спросил Фарос, глядя вниз по лестнице внутрь храма.

– Нас не ждут, священный день, – воспримут, как Божью волю. Прикрой уши.

Войри взялась руками за язык колокола и, раскачав, ударила в него. Оглушительный звон проник в каждую клетку ее ушей, боль стала невыносимой, но нужно было ударить в колокол еще два раза, ибо «Бог троицу любит». Фарос глянул на нее и, поколебавшись, подошел к ней и закрыл ей уши. Войри еще два раза ударила в колокол и отошла от него.

– Глухая буду теперь на весь день, – сказала она, протирая пальцем ухо.

– И то верно.