– Благодаря этим снам я впервые в жизни чувствую себя нужным. Теперь мне уже не кажется, что, если я умру, это ничего не изменит.
Я аж подпрыгнула на лавке:
– Хе-е-ей, дружище, ты что такое говоришь? Как это впервые в жизни? Ты хоть представляешь, как ты нужен Кадии? А магистру Орлину? Он, когда нам пишет, всегда в первую очередь о твоих успехах справляется.
Дахху поднял бровь. Орлин его никогда не любил: маленького нечесаного зануду в шапке. То ли дело румяная Кад и безбашенная я.
Поняв, что мои предыдущие слова не возымели должного эффекта, я продолжила перечислять:
– А как ты нужен всем тем больным, которых лечил? Старикам, с которыми работал в Лазарете? Студентам, за которых писал дипломы – хотя это так себе помощь… Снежку? Снежок, а ну подай голос! – Волк с готовностью завыл и вывалил огромный розовый язык.
Я вздохнула:
– В конце концов, ты представляешь, как ты нужен мне?
Дахху насупился и снова набросился на несчастную зелень.
Я вдохновленно продолжила:
– Да мир без Дахху из Дома Смеющихся был бы самым отстойным миром во вселенной! Иногда, в сложной ситуации, мне достаточно представить у себя в голове наш воображаемый диалог – причем тебе всегда достается голос разума – и жить становится легче. Ты невероятный молодец. Такие, как ты, нужны самому бытию – чтобы оно не теряло совесть и душу.
– Это не то, – упрямо помотал головой Дахху. – Хотя твои слова я запомню и буду использовать в будущем, как аргумент…
Он наконец-то отбросил свой тесак (хвала небу), разлил по чашкам травяной сбор, и мы вернулись в основное помещение пещеры.
Смеющийся сел на водяной матрас, предварительно взмахами руки разогнав рыбок. Будто боялся им помешать. Я привычно выхватила из корзины медвежью шкуру, кинула на пол и плюхнулась сверху.
Дахху пожаловался:
– В глубине души я всегда верил, что написать «Доронах» – мое предназначение. Но… Я предпочитаю молчать о своих надеждах. Причина проста: когда ты рассказываешь людям о задуманном, а они хвалят тебя в ответ, ты как бы сразу получаешь свою долю одобрения и радости. Авансом, что расхолаживает. Я не хотел терять запал. А еще я очень боялся, что начну, но мне не хватит знаний и умений, чтобы сделать дело хорошо. Не хватит даже, чтоб понять: все получилось плохо. Представляешь, что было бы, если бы я написал «Доронах», а люди отвергли бы его? Назвали бы жалкой пародией на энциклопедию, скучной для прочтения? Бессмысленной издевкой над миром книг? Я боялся, Тинави.
Он вздохнул и пожевал губами:
– Я всегда ждал сигнала извне, который бы заставил меня пойти навстречу мечте. Таким фактором оказались эти сны. Они внушают мне уверенность. Они дают мне информацию. Бокки-с-фонарями умоляют меня не прекращать, потому что для них «Доронах» – единственный способ выбраться на свет. Таким образом, я делаю то, о чем мечтал всю жизнь, и притом не чувствую волнения – ведь меня, считай, заставили.
– Разве ж это здорово – когда тебя заставляют?
Дахху задумался:
– По-своему – да… Когда бокки уйдут – я снова останусь один. И вдохновение исчезнет. Пусть лучше я не высыпаюсь и страдаю болью – физические неудобства ерунда по сравнению с возможностью творить.
Друг скрестил руки на груди и высоко поднял подбородок. Поза защитная и агрессивная одновременно, мол, не подходи – укушу.
Я покачала головой:
– Дахху, это какой-то бред. То, что ты «ждал сигнала», а теперь рад, потому что с тебя сняли ответственность – идиотизм. Ты совсем с дуба рухнул? Сам всю жизнь говорил: хочешь – делай. Попытайся один раз, второй, десятый и двадцатый. Будешь падать – вставай и иди вперед. Неважно, сколько раз ты терпел крах – значение имеет лишь то, сколько раз ты встал, чтобы двигаться дальше. И вот ты говоришь, что ждал отмашки, чтобы писать «Доронах». Ладно, в итоге все-таки начал, с потусторонней подачи. Неважно. Но теперь ты вцепился в эти сны, как в единственный гарант дальнейшей работы. Что это за ерунда? Ты должен делать то, что любишь, не ради призраков, а ради самого себя.
– Я не хочу ничего делать ради себя самого. Я не такой человек, – напыжился Дахху.
– Ага, отлично, а какой ты человек?
– Я хочу помогать.
– Кому ты помогаешь в данном случае?
– Я же сказал: бокки-с-фонарями. С моей помощью они могут рассказать нечто важное. Думаю, госпожа Пиония имела в виду это, когда сказала, что мир не крутится вокруг меня. Не мне нужны эти сны. Они нужны самим бокки. Если не всему Шолоху…
– Кхм. Зачем?
– Я пока не знаю. И, боюсь, могу так и не узнать. Говорю же – сны блекнут.
Дахху залпом допил чай и со стуком поставил чашку на каменный пол. Отвернулся.
– Не понимаю, – глухо сказал он. – Не понимаю, что я сделал не так? Почему они уходят? Почему решили покинуть меня?
– Наверное, просто эффект от прикосновения бокки выветрился. Но это ерунда, Дахху, – оптимистично заявила я. – Полная ерунда, понимаешь? Ты и без ночных приключений напишешь отличную энциклопедию. И даже лучше.
– Не напишу! – уперся этот баран. – Ты меня совсем не знаешь!
Я покачала головой: