Теневые блики

Сняв доспех, блузку и штаны, шутливо отдав честь, Мчащаяся в одном исподнем потопала в воду. Я стояла на страже, вооружившись рыболовной сетью и битой (начинаю ее любить!), и внимательно следила за кустами ежевики в отдалении. Если ойка выберется, нас с ней ждет второй тайм.

Но водяной дух решил не возвращаться к столь недружелюбным людям. Треск прекратился, сердитое шлепанье и кряканье направились в противоположную от нас сторону. Даже жаль.

Вскоре Кадия с успехом вытащила из реки всех гномов господина Рили.

Мы взяли с него расписку о том, что он удовлетворен качеством выполненной работы и благодарит Иноземное ведомство за помощь, а потом, шикая друг на дружку и стараясь быть потише, снова отправились в сарай.

– Думаешь, это был Карл? – рискнула я озвучить вслух наши сомнения.

– Кто ж еще! – запросто согласилась Кадия.

Подруга присела возле стога сена и лениво ворошила его, надеясь, видимо, найти некую знаковую подсказку-иголку.

– Прах, два месяца, Кад! Два месяца! – изумилась я. – Так вообще бывает?

– Все бывает, даже рыба-меч рожает. – Подруга зевнула. – Вон, в корпусе Морфея же дрыхнут. И месяц, и год, если требуется. Ты сама после взрыва две недели глаз не открывала, – напомнила она и сразу испуганно оборвала себя: о больном мы стараемся не упоминать.

Но я лишь отмахнулась.

– Да, но там сон – это контролируемый лекарями процесс: больным вводят витамины в кровь и все такое. – Я задумалась. – Хотя мысль о том, что Карл пытался излечиться, мне определенно нравится. Ты знаешь, в нем есть много странностей, и я не удивлюсь, если…

Дверь сарая со скрипом распахнулась.

– Ах вы шальные хрюндели! – яростно возопил господин Рили, срывая с крючка припасенный загодя ремень. – Обокрасть меня вздумали?! Заодно с мальчишкой, плутовки эдакие?!

Подпрыгнув от неожиданности и дружно решив, что фонарщик невменяем, мы с воплями выскочили в окно и, хохоча и спотыкаясь, пробежали стометровку до лесной опушки.

Не слишком-то спортивный Рили сразу же отстал от двух светил тринапа.

Патрициус и Суслик ждали нас на пестрой прогалине, усеянной звездочками незабудок. Каково же было мое удивление, когда я поняла, что кентавр с недо-эх-ушкье сдружились… Патрициус что-то рассказывал, энергично жестикулируя, а Суслик, клянусь, внимательно его слушала, прядая ушами и иногда сочувственно позвякивая уздой.

Когда мы с Кадией, как заправские лихачки, попрыгали в седла, я скомандовала:

– Держим путь на столицу!

– Есть, мадам! – ответили Кадия с Патрициусом, а Суслик заржала.

Надеюсь только, господин Рили поленится вслед за похвалой отправлять жалобу… Хотя как раз таким обычно не бывает лень.

25 Дело о тихом лодочнике

Авена на рыбе, Теннет на часах, у Рэндома – карта и ключ. Селеста в ромашковом и голубом кинжалом срезает плющ. С двуручным мечом в руках Карланон, Лишь Дану с тетрадью не вижу одну. Бегу я скорее, скорее искать! Чтоб никак не успела ловушку вписать Богиня-шутница в мою судьбу! Три-два-один – и уже бегу!

Детская считалка

– Безобразие полнейшее! – Насупившийся тилириец смотрел на нас снизу вверх.

Расплывшаяся фигура мужчины формой напоминала грушу. Руки были загорелыми только до локтя, дальше, вплоть до безрукавки, царила белизна. Пугающий контраст! Впрочем, это частая ситуация у тех, кто целыми днями работает под палящим солнцем.

– Беспредел! – поддержал тилирийца коллега, который пришвартовывал лодку к пристани.

– Я немало лет живу на сффете, деффочки, но такой грыхни дотоле не случалось, – уже третий рыбак вступил в беседу. Этот твердо стоял в качающейся на волнах плоскодонке и неспешно разматывал канат. Седые волосы развевались на ветру. Прям манекенщица какая-то, а не старик!

Мы с Кадией сидели на набережной. Ступеньки перед нами спускались к воде, как на арене. Там, внизу, теснилось штук пятнадцать лодочек, в каждой из которых сидело по бородатому тилирийцу.

Лодочки эти пытались подплыть как можно ближе к нам, создав тем самым серьезный транспортный затор. Движение на реке встало. Многочисленные магретто застряли тут и там, пассажиры возмущались в голос, штурманы давили на клаксоны. Но виновники пробки игнорировали народное негодование.

Вместо этого тилирийцы бубнили и жаловались, призывно вздымали руки к небу. Те, кто был «в первом ряду», вылезали из лодок и стояли на ступеньках, уперев руки в бока. Мы с Кадией возвышались над всеми этими людьми, и, чтобы не показаться слишком суровыми судиями, активно жевали сэндвичи – так сказать, становились «ближе к народу».

Вру, конечно.

Ели мы потому, что были голодны, а сэндвичи – великолепны.