Тени Богов. Искупление

— Не знаю, — стиснул ладонями виски Шэк. — Может, они и колдовали? Кое-где я видел кровь… Чья она была? Да и Сопа с Бретом явно водой отливали. А клетка у Торна просто была взломана, здоров же ветеран, ничего не скажешь. И вот еще добавлю, похоже, что ходатайство о его казни тоже подделка. Вот и думай, отправлять ли за Торном погоню? Или за Браном гнаться? Да и с казной этой… Десять тысяч золотых монет! Жалованье всего гарнизона за полгода! Что скажешь, Эйк?

— Тяжелый мешочек, — пробормотал великан.

— Меня, значит, не спрашиваешь? — нахмурился Мушом.

— Я знаю, что ты скажешь, — поморщился Шэк. — Будет ли задержка жалованья?

— Кстати! — подскочил на месте Мушом.

— Не знаю! — отрезал Шэк. — А ты что скажешь, Хопер?

— За Торном надо отправлять погоню, за Браном — уведомление о его чудачествах, — предложил Хопер. — Только погоня не должна слишком уж спешить, а уведомителям следует торопиться, да сберегаться от перехвата. Не сладко тебе приходится, Шэк. Но я вернусь к тому, с чего начал. С дела, в котором потребуется твоя помощь, но от которого тебе же и твоему королевству польза выйдет.

— Выкладывай, — расправил усы Шэк. — Ты, конечно, имей в виду, что я против присяги не пойду, о чем бы ты ни попросил, но я и сам хочу у тебя кое чем поинтересоваться. Правда ли, что в хозяйстве Вегена возле острога двойного менгира прикопан не альбиусский капитан Кригер, а полузверь, в которого он начал обращаться? И что это значит?

— Насчет правды ты можешь у Эйка или Мушома спросить, они рядом стояли, когда мы погребение тревожили, а вот о значении увиденного можно и погадать, — согласился Хопер. — Ты ж понимаешь, что если бы я знал, что случилось с Кригером, я бы уже спешил или к твоему королю, или в ближайший храм и орал во все горло? Но я не знаю, хотя одно с другим сложить могу. Ясно одно — то, что случилось с ним, связано с жатвой. В Урсусе колокол звонил?

— Звонил, как не звонить, — кивнул Шэк. — Четыре дня голову раскалывал. Сначала нам не до него было, мы тут то энсов искали по соляным штольням, то народ от заразы с помощью храмовой мази сберегали, да и вся эта история с принцем Хо изрядно нам крови попортила. Но четыре воина, что пытались звон притушить, удавки на горло схлопотали.

— В Альбиусе за десяток воинов в расход пошло, — прогудел Эйк. — На колокольне сгорели. Я ж говорил тебе, Шэк. Вот Хопер тот звон и остановил, да не только в Альбиусе, но и в Урсусе, да и во всей Беркане. И сам кардинал Коронзон вынес его на руках из ратуши за минуту до того, как она рухнула.

— Руку покажи, — попросил Шэк.

Хопер стянул с правой руки перчатку и показал ладонь, чернота на которой уже переползла запястье и ушла под рукав.

— Как это связано с клыками Кригера? — спросил Шэк.

— Это проклятье, — объяснил Хопер. — Конечно, вся жатва — это проклятье. Но жатва для всех, а это пакость для меня лично. Ты ведь не веришь в сказки об искуплении грехов и наказании божьем?

— Ты сейчас случаем не ересь проповедуешь? — прищурился Шэк.

— Брось, старина, — поморщился Мушом. — Мы не в Храме с тобой.

— Нет, — покачал головой Хопер. — Это не ересь. Разве святые отцы говорят не о том же? Жатва — проклятье. Удавка на горло и страшные мучения. Энсы в белых масках на дорогах Берканы и фризское войско на западных границах. О воздаянии и искуплении молвят лишь полуграмотные храмовники в сельских часовнях. Только вот проклятье это не исчерпывает себя удавкой и мучениями. Всякий раз случается что-то новое. Теперь вот, похоже, клыки и когти. А может быть, что-нибудь и пострашнее. Для всех или почти для всех. Этот звон был словно крик о помощи. Тот, кто заставил звенеть колокол, взял на себя тяжкий груз, но не смог взять все. И в Альбиусе оказался я. Теперь у меня черная рука. Но пока чернота на моей руке не дошла до моего сердца, вот здесь в моей руке вязнут клыки и когти многих. И Эйка, и Мушома и, может быть, твои, Шэк, в том числе. Я взял на себя то проклятье. Не по своей воле, врать не буду. Я… и еще один человек, которого я не знаю.

— Говорят, девка это была, — вставил Мушом. — Молодая и красивая. Но ее мало кто видел. Так это что? У нее тоже черные руки теперь? Или одна рука, как у тебя? А что насчет груди? А…

— Зачем это нужно? — перебил Мушома Шэк. — Для чего это? Не черные руки, а клыки и когти?

— Для того же, для чего и удавка на горле. Для боли, для смерти, для ужаса. Только представь, что половина твоих стражников обратится в зверье. Ужас умножится многократно, Шэк. Кровь польется рекой.

— И что же? — побледнел Шэк, уставившись на собственные ладони. — Устоять невозможно?

— Можно устоять, — вздохнул Хопер. — Пока чернота ползет по моей руке. А там уж… как повезет.

— А вот и я! — появился с деревянным подносом, заставленным снедью, Тик. — Угощайтесь, дорогие гости. Сейчас и вино доставлю! Лучшее! Припасенное для самых-самых!