— Закапывай, — пожал плечами Хопер. — Хотя, можешь и сжечь. Поверь мне, теперь это уже все равно. Главное — я увидел.
— И что же главное? — прошептал белый как диск луны Стайн.
— Эта жатва будет страшнее прочих, — ответил Хопер. — Кажется, люди обойдутся без помощи жнецов в смертоубийствах. И еще одно. Если правда, что на груди у него был стрикс, то все еще хуже.
— Чем хуже? — не понял Мушом.
— Тем, что он не смог противостоять обращению, — ответил Хопер. — Хотя пытался. Что ты рассказывал об этой лекарке, Чиле, Веген? Куда она ушла?
— Да никуда она не уходила! — едва не выронил, обжегшись, факел Веген. — Я же говорю, исчезла! Вот как стояла, так и исчезла!
Хопер смотрел на раздраженного старшину и думал о том, что даже не самый умелый фокусник с магическими задатками может сплести в секунду наговор, чтобы отойти в сторону, пока пара десятков ярмарочных зевак будет глазеть в изумлении на то место, где он только что был. Но зачем это старой бродяжке?
— Можешь показать это место? — спросил Хопер. — Ты вроде говорил, что она исчезала не один раз?
Через несколько минут Веген уже топал ногой по проплешине на траве недалеко от менгира:
— Вот, в прошлом году здесь костер ладили. Вот как стояла, так и исчезла. И в тот раз, и в предыдущий. На этом самом месте. Я еще думал, вот погань, появишься еще раз, точно прикажу розгами высечь за шуточки, а как появилась, ну словно язык проглотил. Так ведь она считай что и спасла нас!
Хопер отстранил Вегена, опустился на колени, ощупал землю, спросил:
— Что она еще здесь делала?
— Чего-чего… — пробурчал Веген. — Отвар пила. Предсказывала. С Торном о чем-то говорила. Что-то его дочери подарила. Под менгиром стояла. Снилась мне, поганка старая.
— Под менгиром стояла, — повторил Хопер, поднял глаза на две соединившихся над ним скалы и пробормотал про себя — «Значит, будут ему знаки?». И в тот же самый миг на темных, укутанных ночной мглой гранях вспыхнули и исчезли две руны — «Два и один».
— Эй! — услышал Хопер встревоженный голос Вегена и почувствовал прикосновение. — Ты жив или как? Окаменел, что ли?
— Это ж книжник, — раздался как будто в отдалении голос Эйка. — Наверное, книжку какую-то вспомнил. Я вот, когда учился читать, так же каменел, когда свиток развертывал. Причем — любой свиток. Наверное, и сейчас окаменею. Хорошо, что у меня свитка нет.
— Да ладно, — крякнул Веген. — Ты его глаза видел? У меня мать когда от поганой болезни помирала, такие же глаза были. Так и упала замертво. От боли. А я стоял рядом, смотрел на нее, губы грыз и сделать ничего не мог. Сам бы упился на ее месте, все легче, а она не переносила это дело.
— Может, его водой облить? — поинтересовался Мушом.
— Не нужно меня водой, — с трудом пошевелился Хопер и медленно поднялся на ноги. — Обманула тебя бабка, Веген. Бросила наговор, отвела глаза и пошла себе к воротам. Только ты уж не пытайся ее высечь. Себе дороже выйдет. О чем она тебе снилась?
— Как это «о чем»? — не понял Веген. — Ты не подумай плохого, я, конечно, сны разные смотрю. Разное случается в снах, я, вроде, бессемейный, так что какие хочу, такие сны и смотрю. Но с бабкой этой — ни-ни. Просто, подошла, как будто вот на этом самом месте, за плечи меня взяла и сказала: «Помучиться тебе придется, Веген, но недолго. Из плоти в плоть, дорогой, из плоти в плоть». Хотел я ей сказать, какой я тебе «дорогой», старушка, да только проснулся. Так и не сказал.
— Показывай, — сказал Хопер.
— Что показывать? — не понял Веген. — Это же сон был.
— Сон не сон, а глаза у тебя не светлее моих, — заметил Хопер. — Что болит? Рана, зараза какая, опухоль, еще что? Показывай. Сразу после того сна прихватило? Или чуть позже?
— Да тем же вечером, — сплюнул Веген и стал распускать котто. — Ну мало ли… У моей матери такая же дрянь на горле вскочила. Это дело такое…
— Замолчи, Веген, — прошептал Хопер.
— Мать моя, — прошептал Мушом.
— Плохие тебе сны снятся, Веген, — протянул Эйк.
— Да что там? — испугался Веген. — Ведьма она, эта Чила. Вот видят боги, ведьма!
— Не кричи, — приказал Хопер, подошел ближе и прикоснулся к широкой, помеченной множеством старых шрамов, груди Вегена. Основа эйконского узора была вычерчена на ней. Треугольник, вписанный в круг. Верхний угол на полпути между гортанью и чревным сплетением, два нижних справа и слева от него. И тот, что был под сердцем, исходил гноем и выдавался покрасневшей шишкой.
— Ты не раздевался в этом своем сне, случаем, Веген? — поинтересовался Мушом.
— Нет, приятель! — замотал головой Веген. — Да чтоб мне сдохнуть, если я вру!
— Раздеваться тут совсем не обязательно, — задумался Хопер. — Это ожог, а сильный колдун может его устроить и пальцем через гарнаш. А вот опухоль… Да не дергайся ты, я лишь потрогал. Я ведь все-таки лекарь. А ну-ка, Эйк. Плесни-ка своего пойла в две чашки. Да не жалей. И одну дай Вегену, а другую мне.
— Вы чего же? — не понял Эйк. — Пить собираетесь? А мы? Так может, вчетвером и опрокинем?