— Кстати, просьба Марьяны дивно укладывается как раз в тот вариант, где они нашими руками решают свою проблему, — продолжил Олег Георгиевич излагать свои мысли. — Не исключено, что в случае твоего согласия мы бы узнали чуть больше, чем сейчас. Если говорить на языке рыболовов, они тебя попотчевали подкормкой в виде обрывков фраз, а после попытались подсечь, использовав в качестве наживки твою избранницу. Но ты сорвался и ушел в глубины вод.
— А как бы я согласился? Нельзя же. По правилам отдела такие сделки заключаются только с ведома и согласия руководства и в его присутствии.
— Верно, — подтвердил Ровнин. — А согласие ты бы от меня не получил. Ну да, для текущего момента сделка вроде выгодна, но потом добра от нее не жди. Договора с ведьмами — почти всегда мероприятие проигрышное для тебя и выигрышное для них. Особенно если речь идет о природных ведьмах, в жилах которых течет кровь тех, самых первых веды знающих.
— Значит, вы все же не одобряете мой выбор? — уточнил Нифонтов. — Я про Людмилу.
— Коль, если кроме шуток, я все же тебе не батя, — немного смутился Ровнин. — Ты от меня одобрения или порицания не жди, не надо. Относительно твоей личной жизни, имеется в виду. И потом — на дворе двадцать первый век, а не шестнадцатый, здесь Москва, а не Верона. Ты выбрал ее, она тебя, и только вам решать, как там у вас дальше сложится.
— Уже хорошо, — улыбнулся Коля. — Ваше мнение для меня много значит.
— Это не мнение, это позиция, — мягко произнес Олег Георгиевич. — Мнение у меня на этот счет другое, но вот оно-то тебе как раз и не понравится.
Глава двенадцатая
Наука и жизнь (окончание)
Коля коротко глянул на своего шефа и ничего не сказал, но это молчание было более чем красноречиво.
— Ну хорошо. — Ровнин повертелся на сиденье, устраиваясь поудобнее. — Ты желаешь знать мое мнение? Оно просто — ваши отношения небезопасны.
— Потому что она ведьма? — глухо спросил Коля.
— Потому что ты работаешь в отделе, — веско произнес Олег Георгиевич. — Так что в большей степени рискует именно она. Покон защищает детей и родителей, только совсем уж безмозглая и злобная тварь станет использовать их в своих целях. Но и вторых половин при вражде все же стараются не трогать. Эдакий дуэльный кодекс, если угодно. Но речь-то идет о людях, а Людмила твоя не человек. Она дитя Ночи, и потому первое, что сделает враг, случись тебе таковым обзавестись, — попробует достать тебя через нее. И что тогда ты станешь делать?
— Я…
— Это был риторический вопрос, Нифонтов. На него не надо отвечать, потому что все и так ясно. Ты станешь выполнять свои прямые обязанности, предусмотренные присягой, а также действующими положениями и инструкциями. Выбирая между ее жизнью и тем, что тебе велит долг, ты всегда выберешь последний. Или я ошибаюсь?
— Нет, все так, — совсем тихо ответил ему Коля.
— А если так — зачем ты собираешься принести жизнь славной, в общем-то, девушки в жертву своему… Даже не знаю чему? Неблагоразумию, скорее всего. Ну не вожделению ведь? Сойдись вы, закрепи свои отношения, — и она обречена. Это только вопрос времени, друг мой. Год, два, пять — не знаю, но раньше или позже за ней придут. И обязательно тогда, когда тебя не окажется рядом. Поверь, так все и произойдет Или ты думаешь, что стал первопроходцем в подобных вопросах? Такое и до тебя случалось. Знаешь, когда я только-только пришел в отдел, у одного сотрудника возник роман с ламией.
— С кем?
— Ламией. Это женщины, которые способны обращаться в змей. Нет-нет, не оборотни, там другая природа явления совершенно. В начале девяностых обитала в Москве небольшая диаспора, около полутора десятков особей, разумеется, только женского пола.
— А мужского? — опешил Коля. — Или они эти… Гермафродиты?
— По традиции, особи мужского пола поедаются подругами матери сразу после рождения. Этот обычай идет из далекого прошлого.
— А их отцы? — возмутился оперативник. — Они куда глядят?
— Кто куда. Отцы детей ламий, как правило, даже не знают, что таковыми стали. Классика жанра — красивая женщина знакомится с мужчиной, они проводят вместе ночь, и больше никогда не видятся. Проще говоря — используют они нашего брата для размножения, и не более того, — любезно пояснил ему Ровнин. — А вот новорожденные мальчики сразу же повинны смерти, как не имеющие права на существование. Полагаю, что именно оттуда феминизм свое начало взял, а амазонки и ламии несомненные его прародители. Ладно, не это главное. Лешка Первухин, с которым мы почти одновременно в отдел пришли, с одной ламией любовь закрутил. Причем обоюдную, та тоже к нему чувствами прониклась, что случается крайне редко. Но — случается. Поначалу все было красиво, романтично так, впору им было позавидовать. А что в результате? От Лешки остались только залитые кровью документы, объеденная левая нога и обглоданные ребра, причем не все, от его избранницы того меньше, а колонии ламий в Москве больше нет. И не будет никогда.
— Ого, — проникся Коля.