Тени Донбасса. Маленькие истории большой войны

Андрей Макарович — вдовец, жена умерла ещё до атаки бандеровцев на Донбасс. Иногда старый электрик ходит на кладбище, хотя кладбище тоже в «серой зоне». Вася Патрушевский — бобыль; раньше, бывало, запивал, как итог — два развода. Сейчас не то чтобы не пьёт, но изредка и не допьяна. Иначе просто не выжить.

— Бедняку собраться — только подпоясаться, — ворчит Вася, поднимаясь с лежанки. Потревоженный кот Мурзилка, почти что штатный работник элекроцентрали, запрыгивает на подоконник и недовольно выгибает спину. Кроме Мурзилки в их хозяйстве имеется ещё «дворянин» Шарик, живущий в конуре между гаражом и каптёркой, и штук пять кур, для которых в гараже устроен насест. На яичницу для двоих хватает. — Я с утра прилёты слышу, думаю — точно будет работа. Где на этот раз?

— На шестом вроде провода порвало, — отвечает Андрей Макарович. — Но подстанцию тоже проверить надо.

— Не учи учёного, — ворчит Патрушевский, набрасывая на плечи ватник. — Ну, пойдём, что ли, помолясь?

Молиться никто не стал. Патрушевский и вовсе атеистом был с партийных времен, но на языке у него всегда была присказка. Андрей Макарович молча окинул взглядом Спас и Богородицу в углу над верстаком — когда жены не стало, иконы он принес сюда.

Каптёрка. Обиталище холостяков. С одной стороны — верстак, дизель-генератор, шкаф с инструментом и расходниками, с другой — печка, кровать и продавленный диван; старый холодильник да столик, на котором и готовят, и едят. Дополняет интерьер телевизор «Шилялис» — легендарный чёрно-белый раритет, который работать уже, в принципе, не должен. Но на честном слове и золотых руках держится. «Мастерство не пропьешь», — хмыкает Патрушевский всякий раз, когда «Шилялис» вопреки всем законам мироздания включается.

Ещё один антиквариат ждёт в гараже — старенький ГАЗ-66 с вышкой. По дороге за ними увязывается Шарик — на такой случай у Андрея Макаровича в кармане всегда есть что-то вкусное. Раньше Шарик нервничал, когда мужчины уезжали — собака словно понимала, что едут хозяева не на прогулку. Но ко всему привыкаешь, даже к такому. Собачий век короток — восемь лет назад, когда всё начиналось, хвостатый был щенком со смешными ушами. Сейчас, по собачьим меркам, — в самой середине зрелого возраста. А скоро и пенсионером станет, как и Макарович с Василием.

«Газон» заводится с полуоборота.

— Как думаешь, обстреляют? — спрашивает Андрей.

Тот кивает:

— А то ты укропа не знаешь. Раньше-то, помнишь, как было?

Да как не помнить? Каждый выезд на задание — смертельный риск. У нацистов была «милая» привычка — накрыть трансформатор или подстанцию в «серой зоне», выставить неподалёку ДРГ и ждать, а когда ремонтная бригада подъедет, открыть огонь. Им, говорят, за убийство мирных даже премии выплачивали. А не выезжать нельзя: нет света — значит, не будет ни воды, ни тепла в нескольких микрорайонах и прилегающих посёлках.

Сейчас стало полегче. Бандеровцев отбросили от города, и ДРГ в окрестностях появляются всё реже. Но все же не без этого. А то и арта ударит. И всё-таки работать стало проще.

Вообще, с началом СВО всё изменилось к лучшему. Главное — люди, их настроение. Если раньше Донбасс сражался с глухим отчаяньем обречённых — и при этом умудрялся бить врага, то теперь у людей в глазах явственно читалась надежда. Андрей Макарович не знал, доживут ли они с Васей до Победы. Но в том, что она наступит, не сомневался.

* * *

— Миномёт сработал, сто двадцатка, — делает очевидный вывод Патрушевский, окидывая взглядом предстоящую работу.

Подстанция, к счастью, цела. Да и обрыв не так чтобы очень: провода повисли, но на земле не валяются. И то — хлеб. Андрей Макарович готовит инструмент, надевает монтажный пояс — сегодня «на высоту» идёт он. Затем забирается в корзину вышки. Беззлобно ругаясь, командует подъемом. Погода сносная — не слишком холодно, ветер небольшой, но все же на пятиметровой высоте слегка дискомфортно. Впрочем, когда это останавливало?

Но стоит приступить к работе, как в воздухе раздаётся знакомый хриплый свист. Вышка вздрагивает и качается. Прилёт. Те самые четыре и семь десятых дюйма, увы, хорошо известные Донбассу, особенно районам, прилегающим к чёртовой «линии соприкосновения». К счастью, мина ложится с большим недолётом.

— Кочевник! — кричит снизу Вася.

Кочевник — это «кочующий миномёт». Бандеровцы ставят такие в кузовы пикапов или таких же ГАЗ-66, превращая их в боевые машины террора. Выстрелил — отъехал, снова выстрелил.

— А то я не понял, — ворчит Андрей Макарович, не отрываясь от работы. — Ты за машину спрячься, что ли?

— Буду я ещё ховаться[10], когда ты там на высоте торчишь як тот тополь на Плющихе, — огрызается напарник. — Ежели суждено, прилёт везде найдёт. Пуля — дура…

Фатализм. Те, кто живёт и работает у передка, под обстрелами, не могут рассуждать иначе. Двум смертям не бывать, а одной — не миновать. Они знают, что старуха с косой может навестить их в любую минуту. Какой смысл бояться? Для этой гостьи давно накрыт стол.