Тени города. Часть вторая

Он, взамен на ослабление своей болезни, даст обещание, что откроет новый большой портал, чтобы впустить в мир еще больше Высших Теней, а до тех пор остальные Тени должны ему повиноваться.

Он привыкнет к ним, а они к нему. Его будут почитать, спустя время он решит, что Тени ему куда ближе, чем люди, которые его никогда не понимали. Все, что умеют люди — воевать, но не ради жизни, а ради смерти, а Тени всего лишь хотят обрести новый дом, взамен погибающего.

Чем Тени хуже людей? Они как беженцы из другого мира, со своими особенностями и традициями. Чья жизнь дороже? Вольфганг решил для себя, что люди — это пройденный этап эволюции, и есть те, кто их превосходит — такие, как он и остальные Охотники. Они видят в темноте, раны на них заживают быстрее, а Тени не способны в них вселиться, как и в своих сородичей, словно эти новые люди им равны.

Однако эти новые люди этого не понимают и убивают Теней, даже не желая слышать их предложения. Старые люди не нужны этому миру, пора свершить эволюционный скачок, и выживут лишь сильнейшие, способные перенести одержимость Тенями и плодиться новыми сосудами для новых Теней. Миллиард? Миллион? Сколько выживут? Это не важно, потому что каждый выживший будет стоить сотни.

Вольфганг взял себе новое имя — Мрачный Жнец. Но разве Смерть — зло? Не она убивает людей, она лишь приходит в назначенный час и отводит тебя в то место, которое ты сам заслужил, и только ты сам виноват, если это ад.

Но что, если Смерть точно также и приводит новую жизнь?

Если Мрачный Жнец забрал чью-то жизнь, значит, пришло его время.

Вольфганг больше не верил в Бога, ибо он в каждом из нас. Он решил устроить Апокалипсис, который, вопреки всеобщему заблуждению, является не концом света, а откровением, вознесение праведных и свержение грешных. Люди должны покинуть этот мир, чтобы освободить место для других. И эти другие — Тени.

И те, в кого они вселились, словно святой дух, не одержимые, они одаренные. А Охотники — их потомки, подобные потомкам первых из людей.

Глава 4. Цели

Оливер не мог заснуть до утра, и не только потому, что раны по всему телу зудели, и с каждым часом это становилось все невыносимей. Эффект таблеток проходил, и одновременно с этим прояснялось сознание.

Он жалел о том, что наговорил и Эвиле, и Сьюзен, да еще и в палате, где Миранда лежала в своем нарколептическом сне. Однако гордость и даже детское нежелание признавать своих ошибок не могли позволить ему просто пойти и извиниться, потому что, несмотря ни на что, он видел в своих словах зерно правильности, вопросы, ответы на которые он имеет право знать.

Кончено, Оли сомневался, что организация действительно подстроила все, о чем он наговорил Эвиле и Сьюзен, но нельзя отрицать, что они все же этим не преминули воспользоваться в своих интересах. И еще эти наставники, так похожие на них самих. Оливеру нужны были ответы, и на завтрашнем собрании он собирался их получить, а если нет, он найдет их в другом месте.

«Если бы только я был полностью здоров», — с досадой подумал он.

Он заснул, когда снаружи уже давно поднялось солнце, и проснулся, когда оно еще не зашло за горизонт. Его активное время суток — ночь, но он до сих пор не мог к этому привыкнуть. Когда обычные люди уже ложатся спать, он только готовится к предстоящей ему работе. Так и существуют эти два мира, так близко, но все же врозь.

Вместо кабинета Камиогавы, собрание решено было провести в столовой, где для этого случая убрали все столы, кроме двух, оставив лишь ряды стульев, а перед ними поставили небольшой постамент.

Когда Оливер доковылял до столовой, там оказался лишь один Мейсон.

— А, Оливер! Я думал, тебя в больничке покормят.

— Я оттуда ушел.

— Вот это правильно, нечего там делать.

Легко тебе говорить, подумал Оливер. Мейсон имел лишь несколько порезов и ушибов, в основном на руках, которыми периодически колошматил Теней, несмотря на булаву. Он любил подраться, и ему было плевать, человек перед ним или же ночное существо из кошмаров. Вот он бы точно не позволил какому-то одержимому прижать себя к стенке. Горло Оли, несмотря на употребляемые каждые несколько часов специальные эликсиры, все еще першило.

— А остальные где? — спросил он.

— Хрен знает. Миранда, наверно, все еще спит, а Везел, как я слышал, в коме или вроде того. Сьюзен — не знаю.

Если Сьюзен все еще обижается, а так оно и есть, то вряд ли придет в столовую, зная, что там будет Оливер. Он тоже не хотел ее видеть, потому что не знал, что сказать.

— А откуда ты знаешь, что Везел в коме?

— Мне Грасс сказал. Еще сказал, что на этом собрании что-то будет по поводу нас, ну, меня, тебя и остальных.

— А конкретнее? Они скажут, зачем мы им?

— Хрен знает, — пожал плечами Мейсон.

Принесли заказ, и Оливер накинулся на него, но не успел как следует распробовать вкус большого стейка с гарниром и пригубить вино, как за спиной послышались звуки открываемых дверей и шаги. Два парня тут же устремили взор на входивших. Это оказались Сьюзен, Миранда и, конечно же, Эвила, от вида которой Оливера очередной раз пробрал озноб.