Тени и солнце

Они зашли в ближайшее кафе, расположились у стойки. Тягостное молчание нарушил звонок Лолиного мобильника. Она сначала слушала, потом задала несколько вопросов и попросила собеседника подождать. Она сообщила Берлену, что механик из Ренна нашел “какую-то странную штучку, приделанную под кузовом «твинго»”. Жозеф в свою очередь расспросил мастера и в бешенстве нажал на отбой.

– Нам “жучок” поставили. Система навигации, связанная с компьютером.

– Теперь мы знаем, как нас выследили. По крайней мере, что-то прояснилось.

Берлен закрыл глаза и принялся глубоко дышать через нос. Успокоившись, он позвонил божественной посланнице Габриэль. Она продиктовала ему адрес пансионата-лечебницы для престарелых неподалеку от Парижа, в Перре.

Глава 36

– Ингрид? Входи. Чем обязан?

– Мондо, я скоро возвращаюсь в Штаты. Приехала последний раз сделать тебе массаж.

Он крепко обнял ее, пробормотал, что ради нее и ее золотых рук он готов совершить путешествие в Вегас.

– Твоего босса нет дома?

– Он уехал на конференцию в Коллеж де Франс. Жильдас не позволяет своим мозгам расслабляться.

Они расположились в комнате Мондо, почти военную строгость которой нарушала картина в красных тонах.

– Только не говори мне, что это Ротко…

– Так и есть. Жильдас зарабатывал много, очень много денег на всех этих делах.

– А я думала, он просто слуга государства.

– Он и хотел стать госслужащим, но привык к определенному уровню жизни, а потому после Бореля ему пришлось взять клиентов.

– Неужели?

– Ты слышала о высокопоставленном чиновнике, у которого был счет за границей?

– Это незаконно?

– Не очень, особенно если работаешь в Министерстве финансов и забываешь указать в налоговой декларации этот злополучный счет. Массмедиа рвали парня на куски, пока он не вызвал на подмогу Жильдаса. Он не хотел, чтобы его карьера пошла прахом. Старик посоветовал ему публично исповедаться. Съемочный павильон, известный журналист-стрингер, голубоватый таинственный свет, простые слова, сдержанные признания, просьба его простить… Человек обращается напрямую к людям – своим братьям. Никаких шуточек, никакого унижения. В роли священника не журналист, а народ: он либо отпустит грехи, либо нет.

– И что, получилось?

– Это бы прокатило в восьмидесятых, ну, может, еще в девяностых. С тех пор люди многому научились, стали подозрительны. Исповедальная атмосфера больше никого не впечатляет. Жильдас и его методы устарели. Он молится на телевидение, а сегодня все события происходят в интернете. Ты слышала о Пятидесятицентовой партии?

– Нет.

– Это полчища китайцев, которым платят по пятьдесят центов за комментарий в интернете, чтобы они хвалили свое правительство и коммунистическую партию, направляли умы в нужную сторону и стирали в порошок политических противников или экономических конкурентов. Политтехнологии давно изменились, а Жильдас этого даже не заметил. Что, впрочем, не мешает ему получать солидные чеки. На самом деле его до сих пор считают гуру. И платят соответственно.

Ингрид немного прошлась по квартире. Простор, тишина, остановившееся время – идеальное место, чтобы слышать свои мысли. Настоящая роскошь. Она кончиком пальца тронула полотно Ротко. В музее от этого прикосновения включилась бы сигнализация. Мондо улыбался.

– И ты можешь все это бросить?

– Да. Это безнравственно, потому что старик дряхлеет и все больше нуждается во мне. Но частных сиделок пруд пруди, а я хочу снова уехать в горы.

– Понимаю.

Она попросила его раздеться и остаться в одних трусах. Нашла большое полотенце и расстелила на кровати. Положила Мондо на живот. Она принесла с собой массажное масло с ароматом жасмина.

– Ингрид, ты еще даже ко мне не прикоснулась, а я уже как в раю.

– Знаю.

* * *

Проговорила что-то. Светлый ангел,
Во мраке над моею головой
Ты реешь, как крылатый вестник неба
Вверху, на недоступной высоте,
Над изумленною толпой народа,
Которая следит за ним с земли[33]

.

Театральная труппа развлекала обитателей пансионата. Берлен и Лола протиснулись через толпу зрителей. Он указал ей на крупного мужчину, дремлющего в инвалидном кресле, и после представления они подошли к нему. Санитар, присматривавший за ним, похлопал его по руке:

– Ян, к вам гости. Просто замечательно!

Старик открыл глаза, уставился на Лолу, перевел взгляд на Берлена.

– Ян, это я, Жозеф.

Ренье заморгал, а его челюсть задвигалась, словно он пережевывал пищу. Санитар отошел в сторону. Берлен представил Лолу, потом объяснил, зачем они пришли.

– Ян, помнишь о взрыве в Дамаске? В ноябре девяносто восьмого?

Он повторил вопрос, повысив голос. После долгих попыток начать диалог пришлось признать, что Ян Ренье не проявляет признаков ясного сознания.

– Вы, видимо, не родственники, иначе знали бы, что не нужно говорить так громко.