Тени и зеркала (СИ)

Тааль перевела взгляд на Гаудрун; нечасто случалось такое, что она могла смотреть на неё сверху вниз. Гаудрун окончательно растеряла грозное величие воительницы, вся сжалась в немой мольбе: «Скажи это, Тааль, скажи… Скажи, что они должны проводить нас к ним, спасти пленников, спасти Биира… Он любит медовые соты, Тааль, и боится грозы. А в детстве у него был красный хохолок — такой смешной, — но потом вылез. После того, как не стало наших родителей, всё гнездовье только так и звало его — Красный Хохолок… Вся магия тэверли, все знания кентавров не стоят его, Тааль!..»

И Тааль очень хотела помочь ей — но понимала, что именно вот так это было бы не совсем правильно.

— Думаю, я спрошу совета у того духа, — сказала она наконец. — И попрошу его поговорить с тобой, Турий. Наверняка он будет не против.

— Огромная честь, — поражённо прошептал кто-то из кентавров. — Огромная, Тааль-Шийи.

— Шийи?… — всё-таки переспросила Тааль — но шёпотом, у одного Турия-Тунта. Тот перевёл:

— «Сновидица».

…— А почему вы придаёте этому такое значение? — спросила она чуть позже, медленно летя над головой Турия, ныряя меж серебристых ветвей. Кавалькада из кентавров топала позади, но явно не все были довольны решением вожака. Они направлялись к реке, где Тааль надеялась вызвать Эоле. Если он, конечно, снизойдёт до неё ещё раз. — Я имею в виду, моим снам?

— Точно даже не знаю, — тихо засмеялся Турий, подставляя руку красно-жёлтой бабочке. Та уселась на длинную смуглую ладонь так уверенно, будто провела на ней всю свою короткую жизнь. — Может быть, потому что я тоже вижу их… — он помолчал. — Врата, за которыми пламя и Хаос.

«Как он догадался?» — в смятении подумала Тааль, глядя, как бережно кентавр выпускает бабочку… Чего только не встретишь, оказывается, за стенками родного гнезда.

ГЛАВА XXIV

Бывший Ти'арг, ныне Альсунг. Город Хаэдран

После сорок третьего круга по комнате Синна не выдержала и снова приложила ракушку к уху. Оттуда, из-под красно-коричневых завитушек, глухо шумело море — совсем такое же, как настоящее, видневшееся из окон нищенской гостиницы, где они остановились. То есть Синна, конечно, давно знала, что никакого моря в ракушках нет, — учителя известили её об этом ещё в детстве, а отец даже увлечённо разъяснил, как именно движение воздуха и её собственной крови порождает такую иллюзию. Но знала она и то, что жители всех в мире побережий всегда говорили и будут говорить — «шумит море».

В Хаэдране Синна впервые увидела море — совсем не такое, какого ждала: скорее пугающее, чем красивое. Как всё здесь, оно отсвечивало сталью, а багряные закаты на нём отдавали чем-то зловещим. Оно по-стариковски морщилось от ветра, куталось в удушливую вонь гнилой рыбы и крики чаек, скалилось сетями и обломками корабельных снастей на берегу. Море не любило людей, приберегало для них угрозу, но всё равно цепляло чем-то необъяснимым, заставляя подолгу смотреть на себя — в ту даль, где далеко на западе сливалось с небом.

Ракушку — большую, едва умещавшуюся в руке — вчера нашёл для Синны Линтьель. И преподнёс во время их уже привычной вечерней прогулки по порту — с теплотой, но слишком цеременно. Он, впрочем, всё делал слишком церемонно, даже сапоги чистил с убийственно серьёзным лицом. Это иногда уже выводило Синну из себя, но чаще смешило. «Она совсем как улитка… Жирная такая, знаете — после дождя», — сказала она, с улыбкой отчищая от ракушки песок и грязь.

«Улитка, миледи?…» И, подняв глаза, Синна, увидела, что Линтьель смотрит на неё с чуть презрительным недоумением — так глядят на взбалмошного ребёнка или нашкодившего щенка. Высокий, гладкий кезоррианский лоб прочертила морщинка.

Теперь менестрель всё чаще смотрит на неё именно так.

Синна вернула ракушку на выщербленный стол, единственный в узкой комнатке. Там её законное место — рядом с узлом её вещей, с лирой и флейтой Линтьеля в аккуратных чехлах. Менестрель был помешан на порядке и чистоте даже больше, чем сама Синна, и мог полчаса провести, отчищая чехлы от невидимых пятен, — но струны у лиры оставались плохо подтянутыми. Он давно не играл ей — наверное, с самого Заэру. И это понятно: время явно не подходящее…

Синна добрела до своей кровати и села, тусклым взглядом обводя тусклые стены. Углы съела плесень, постель кишит клопами, а воду в кувшинах для умывания прислуга меняет исключительно по настроению. Семь шагов Синны в длину и четыре в ширину — о, она отлично запомнила, проводя здесь одинокие дни… «Вам нужно соблюдать осторожность, миледи. Любой ти'аргский лорд в Хаэдране может узнать Вас, и тогда мы пропали». Да, прогулки только после заката. Разумеется.

Духота, но окно не открыть: в комнатку ворвётся холодный ветер. Пропитанный солью с моря, а ещё — железом и кровью. Синна была уверена, что никогда не забудет первые дни здесь — даже в старости, окружённая роскошью и толпой почтительных внуков (по-другому представлять свою старость ей не хотелось)… Те дни, когда этот запах был ещё свеж.