Тени Ист-Энда

Мне сразу же стало легче. Её низкий голос подействовал как бальзам на мою неспокойную душу.

– Откуда ты знаешь? Так заметно?

– Ну разумеется. По тебе всё видно. Давай, не держи в себе. Что случилось?

Кроме нас, в клинике было ещё две сестры – они разбирали записи.

– Потом расскажу, – прошептала я.

После вечерней молитвы, когда все легли, мы с Синтией уселись в гостиной с остатками пудинга, и я вкратце поведала ей об украшениях.

– Однако! – присвистнула она. – Неудивительно, что ты такая тихая. И что будешь делать?

– Никому из вышестоящих я говорить не собираюсь. Я и с тобой поделилась только потому, что ты заметила.

– Но нельзя же молчать. Расскажи сестре Джулианне.

– Она сообщит в полицию, и сестру Монику Джоан могут арестовать.

– Глупости. Никто её не арестует. Она слишком старая.

– Откуда ты знаешь? Тут всё серьёзно, я же говорю. Это тебе не пару раскрасок стащить.

Синтия немного помолчала.

– Я всё же не думаю, что её арестуют.

– Вот именно, ты ж не знаешь наверняка. Ты можешь ошибаться. Если её арестуют, она умрёт.

В дверь постучали.

– Эй, девушки, как насчёт партии в «Монополию»? Никто вроде не рожает. Все детишки спят. Вы как?

– Входи, Чамми.

Камилла Фортескью-Чолмели-Браун. Потомок династии верховных комиссаров в Индии, окончила престижную школу Реден и завершила образование в швейцарском пансионе. В нашем маленьком кружке Чамми представляла сливки общества. Голос у неё звучал как у какого-то комедийного персонажа, и она была такой высокой, что её вечно высмеивали. Но она отвечала на все шпильки с неизменной доброжелательностью.

Чамми подёргала за ручку.

– Старушки, так дверь-то закрыта! Что у вас там? Тёмные делишки обтяпываете, не иначе!

Синтия рассмеялась и открыла.

– У нас тут есть пудинг. Если хочешь, сходи за блюдцем, а заодно позови Трикси.

Когда она вышла, Синтия повернулась ко мне:

– Думаю, лучше рассказать девочкам. Они не обязаны докладывать полиции, но, наверное, что-нибудь придумают. Отец Чамми был в Индии комиссаром округа или кем-то в этом роде. А кузен Трикси – солиситор, так что она, может, немножко разбирается.

Я согласилась. Всё же приятно было разделить с кем-то тревогу после всех этих одиноких метаний.

Девушки вернулись, вооружённые ложками и тарелками, а Чамми – ещё и с полем от «Монополии». Мы разложили пудинг. Синтия уселась на единственный стул, а мы втроём устроились на кровати, туда же поместили поле и подложили книги, чтобы оно не съезжало. Я была против игры, но Синтия сказала, что это поможет нам сбросить напряжение, и оказалась права.

Мы раздали банкноты и распределили их по пачкам, пока Синтия рассказывала им о случившемся. Трикси расхохоталась.

– Ничего себе! То есть она у нас тут подворовывает, оказывается, а никто ничего и не подозревает. Вот ведь старая лиса!

– Ах ты злюка, не смей так говорить о сестре Монике, а не то…

– Не надо здесь скандалить, – вмешалась Синтия. – Если хотите ссориться, выйдите.

– Прости, – неохотно пробормотала я.

– Я буду прилично себя вести, – добавила Трикси. – Даже не буду обзывать её лисой. Но согласитесь, это сенсация. Воображаю себе заголовки: «Истинная жизнь порочной монашки».

Она бросила кубики.

– Две шестёрки. Я начинаю.

– Вот этому я и хочу помешать, – огрызнулась я. – Полиция ничего не узнает.

Я передвинула фишку.

– Ливерпуль-стрит. Беру.

Я решительно выложила банкноты и взяла карточку.

Чамми бросила кубики.

– Это военный совет, и я на твоей стороне, старушка. Самое главное – спасти сестру Монику Джоан от происков полиции, верно? Значит, всё, молчок, рот на замок.

Синтия задумчиво потрясла стаканчиком и бросила кубики.

– Ну, кто-нибудь всё равно узнает, даже если мы будем молчать. Полицейские снова обыщут комнату, они же не дураки.

– Я уже об этом думала, – ответила я. – Может, забрать украшения у неё из спальни и спрятать?

– Не говори ерунды! Тогда ты станешь подельником.

Трикси, на мой взгляд, всегда была чересчур резковата.

– А что такое подельник? Вроде бездельника?

– Подельники – это значит сообщники. Можно участвовать в подготовке преступления или в сокрытии следов, но ты всё равно виновата, – объяснила Трикси и отдала кубики Синтии. Та бросила их.

– Она права. Если украшения найдут у тебя, полицейские скажут, что ты подначивала старушку. Жутко неловко и непонятно, как выкручиваться. Нет, нам надо доказать, что она сама не знала, что творила.

Чамми передвинула фишку, но решила воздержаться от покупки. Трикси немедленно вмешалась:

– Я возьму. А ну-ка отойди. Вообще-то наша старушка кумекает получше многих. Она всё просчитала. Кто заподозрит монашку? Она на это и ставила.

– Не уверена, – Синтия подвинула фишку. – Энджел-Айлингтон. Беру. Мне нравятся синие улицы. По-моему, она всё жё немного в своём уме.

– Да чушь это всё, – огрызнулась Трикси. – Она отлично соображает. Ты же видишь, как она всеми вокруг крутит. И она прекрасно понимает, что делает, поверь. Ей не повредило бы еще разок пообщаться с полицией. Так, банкир, я хочу поставить по дому на каждую свою улицу.

Банкиром у нас была Чамми. Пересчитав деньги, она заметила: