Тени кафе «Домино»

– А вы пойдите к приват-профессору Московского университета Лазареву Алексею Силычу. Он из семьи ювелира, собирает интересную коллекцию копий самых лучших ювелирных украшений. У него несколько подделок вещей из этого списка имеется, и фото есть разных украшений. Сходите, не пожалеете.

– Спасибо, Николай Кузьмич, – Тыльнер встал, – за вторжение позднее не обессудьте, служба у нас такая.

– Так не пойдет, товарищ Тыльнер. Это как же, ночью пришли, натоптали и ушли. Не по-нашему, замоскворецкому. Прошу к столу, закусить, чем Бог послал.

– Спасибо, – Тыльнер поклонился, – мы на службе.

– Да какая там служба к ночи. Люба. Запирай дверь, неси на стол. Народ пришел голодный, пусть отведает замоскворецких пельменей.

Оперативники молящее посмотрели на Тыльнера.

Он глянул на них, усмехнулся.

– Уговорил, Николай Кузьмич.

– Тогда, снимайте обмундировку и к столу, – Шишкин подошел к буфету и вынул две бутылки коньяку, поставил на стол.

– Служба службой, но по рюмке с морозца надо принять.

Дача в Сокольниках

Под потолком горела керосиновая лампа с зеленым абажуром и разноцветными стеклянными висюльками.

Окна дачи покрылись морозным узором, пощелкивали дрова в печтке-голандке.

Княжна Ольга, закутавшись в оренбургский платом, сидела в кресле и курила папиросу, вставленную в длинный черный мундштук.

Полковник Прилуков шагал по комнате.

– Княжна, неужели Вы не понимаете, в какую нелепую авантюру ввязались?

Ольга молча курила, слушала.

– Ваш брат собирал драгоценности для спасения Николая Александровича. Вы вложили в это мероприятие все, что отставила Вам покойная матушка. Светится ее память. Брата убили, ценности исчезли. По салонам ранней эмиграции, те, кто ушел сразу после революции и большевистского переворота поползли слухи, что Ваша семья присвоила собранное. Так?

– Да, полковник, и это было невыносимо. Задели честь моего покойного брата, мою, всей семьи.

– Знаете, в чем Ваша ошибка, княжна?

– Нет.

– Вы и Ваши друзья покинули Россию до Гражданской войны. Вам всем удалось перевести в Швецию капиталы, вывезти ценности и даже антиквариат. Вы ходили на яхтах, по неведомым фьордам, играли в теннис, ездили на лошадях. А в это время люди дрались и гибли. Если бы Ваши молодые люди прошли школу братоубийственной войны, возможно, Вы бы не попали в такое катастрофическое положение.

– Вы преувеличиваете, Константин Валентинович, никакой катастрофы нет.

– Позвольте, княжна, я закурю?

Прилуков сел к столу, достал портсигар, щелкнул зажигалкой.

Помолчали.

– Вы на грани провала. Один из Ваших друзей погиб, второй в ЧК.

– Они ничего не скажет.

– Не уверен. Он слишком молод и неопытен, слишком слаб. Для того, чтобы найти ценности, Вы должны были легализоваться и осесть в Москве, устроиться на работу.

– Пойти пишбарышней к большевикам?

– Да, княжна. А вместо этого Вы придумали историю с французской бандой. Зачем?

– Мы думали отвести от нас внимание чекистов.

– Господи, если Вы шли на такое дело, неужели нельзя было найти опытных, битых, стреляных людей. Профессионалов, бывших контрразведчиков.

– Я хотела сама искупить вину своей семьи, и со мной пошли пятеро честных людей.

– Пятеро влюбленных.

– Пусть так. Но помысли их были чисты.

– Особенно когда они раздевали людей на улицах, – зло усмехнулся Прилуков. – Вы уходите со мной?

– Нет.

– Хорошо. Тогда напишите мне письмо, что Вы отказались от моих услуг и получили валюту. Я буду просить, княжна, Вашего разрешения пробыть здесь до утра, а то ночью трудно добираться до города.

Медвежатник Веденяпин

Медвежатник Веденяпин и представитель исполкома осматривали механические мастерские.

Веденяпин ходил по маленькому цеху, внимательно рассматривал токарный станок, щупал пальцами пересохшие ремни трансмиссии, крутил ржавую ручку тесков.

– Ну что, Алексей Гаврилович, нравится мастерская? – спросил человек из исполкома.

– Нравится, даже очень.

– Тогда приступайте. Сколько рабочих мест району дадите?

Веденяпин задумался, начал загибать пальцы.

– Мне четыре квалифицированных слесарей нужно, одного подсобника. И того – пять мест.

– Наше условие – Вы должны взять одного ученика.

– Ну что ж, раз власть советская требует, мы, люди мастеровые, всегда пожалуйста.

– Хорошо иметь дело с сознательным товарищем, – он хлопнул Веденяпина по плечу, потом достал из своего необъятного портфеля папку с тесемочками. – Держите, здесь все документы: лицензия, договор аренды, квитанция об уплате аренды и налога. Ну что ж, товарищ владелец, оставайтесь на своем производстве, а я пойду, дел много.

– Да не владелец я, товарищ Гальперин, я мастер, так и напишите меня во всех документах.

– Вот это по-нашему, по-советски. Ну, бывайте.

Веденяпин остался один.

Он подошел к токарному станку, включил рубильник. Станок скрипнул, словно ахнул, захлопала провисшая трансмиссия, станок натужно заработал.

Веденяпин вырубил рубильник и пошел к выходу.

Он обошел мастерскую, поправил фанерку на окнах, похлопал по проржавевшей водосточной трубе, закурил и пошел к трамвайной остановке.