Тени над Гудзоном

Герман, племянник Бориса Маковера, попросил у своего дяди разрешения привести с собой на седер девушку. Борис Маковер пошел ему навстречу. Герман привел с собой крупную смуглую девицу с длинным носом, черными выпученными глазами и толстыми губами. Волосы у нее были курчавые и подстриженные коротко, по-мужски. Звали эту девицу Сильвия. Борис Маковер взглянул на нее и подумал: «Что это такое? Девица или дракон?» Фриде Тамар Сильвия тоже не понравилась. Она сидела рядом с Германом в течение всего седера и не переставала улыбаться. Время от времени она подмигивала. Сильвия была товарищем Германа Маковера по коммунистической партии. Он снимал комнату в доме ее матери. Герман немного знал русский язык и читал Сильвии редакционные статьи из «Правды» и «Известий». Они вместе занимались партийной работой. Сильвии было любопытно посмотреть, как выглядит традиционный, старомодный пасхальный седер. Герман заранее взял с нее слово, что она не будет говорить ничего поперек дяде Борису и не будет сердить его. Однако теперь Сильвия все время задавала дурацкие вопросы. Почему едят мацу? Что символизируют марор, карпас, зроа,[243] яйцо, четыре бокала вина? Борис Маковер взял на себя труд отвечать ей, но девица не унималась:

— Зачем празднуют освобождение, произошедшее четыре тысячи лет назад, если и сейчас царит рабство?

— Где это царит рабство? Уж точно не в Америке.

— Да вы знаете, что творится на Юге? — спрашивала его Сильвия.

— Я не знаю, что творится на Юге.

— Но вы хотя бы знаете, что в американских университетах существует такое явление, как numerus clausus?[244] Вы когда-нибудь пробовали поехать в отель «Свенки»? Вы знаете, что туда не впускают евреев?

— Почему я должен беспокоиться о каких-то там евреях, которые желают есть недозволенную евреям пищу? Я не езжу в отели, принадлежащие иноверцам.

— А вы знаете, что есть такие компании, которые не принимают на работу еврейских рабочих?

— Да что же я могу с этим поделать? Пока не пришел Мессия, евреи пребывают в Изгнании.

— В Советском Союзе искоренили антисемитизм.

— В Советском Союзе искоренили евреев.

Сильвия хотела было начать дискуссию, но Герман тут же наступил ей на ногу. Он смотрел на нее с недоумением: какой смысл спорить с этими фанатиками? Зачем тратить на них попусту слова? Но такой уж у Сильвии характер. Она постоянно должна была заниматься пропагандой. Куда бы она ни пошла, всюду она распространяла идеи коммунизма: у мясника, в бакалее, в парикмахерской, где подстригала волосы. Герман даже говаривал в шутку, что, если бы Сильвия полетела на луну, она бы и там сразу же по прибытии произнесла речь, посвященную последним решениям Центрального комитета Коммунистической партии. Герман уже давно пришел к выводу, что американские коммунисты не имеют ни малейшего представления о конспирации. Их тут разбаловали этой якобы свободой, которую капиталисты бросают в виде подачки массам. Если бы и здесь коммунистической партии пришлось действовать в подполье, местные коммунисты были гораздо хуже подготовлены к этому, чем коммунисты в любой другой стране. К тому же их аргументация не попадает в точку, она сентиментальна. Поэтому Герман сидел тихо, глядя в Агаду. Потом он стал прислушиваться к спору между доктором Гальпериным и доктором Олшвангером. Ему было интересно наблюдать за двумя этими интеллектуалами. На первый взгляд, оба они стояли на одних и тех же идеалистических и буржуазных позициях, с которых не замечают или притворяются, что не замечают, экономического и политического развития, классовой борьбы, исторических тенденций, всех объективных условий. Они болтали о человеческом обществе так, как будто оно, это общество, существовало в полной пустоте и его дальнейшее развитие целиком зависело от того, что решат эти два бездельника. И все же между этими двумя докторами была разница. Доктор Гальперин по-своему трезвее. Он тверже стоит ногами на земле. Поэтому он немного прогрессивнее доктора Олшвангера, целиком погруженного в слова, фразы, иллюзии.

Герман думал о том, что в нынешний период ожидания, когда коммунисты вынуждены временно мириться с существующей ситуацией и носить маску мирного сосуществования, надо было бы найти путь к таким, как доктор Гальперин. Во Франции, в Италии коммунистические партии привлекли многих интеллектуалов. Там умеют найти к ним подход. Там пропаганда индивидуализирована, тактически рассчитана, приспособлена к требованиям дня. А здесь все делается несуразно, демонстративно. И это тоже признак отсталости. Здесь используют устаревшую патетику и избитые лозунги. Вот, например, когда Сильвия говорит: «В Советском Союзе искоренили антисемитизм», она фактически провоцирует тот самый ответ, который она и получила. В настоящий момент стоило бы как можно меньше касаться еврейского вопроса. Можно найти другой пропагандистский материал…