Тени над Латорицей (Справедливость - мое ремесло - 3)

Коваль сел у окна, опершись локтем о шаткую тумбочку. За стол садиться не хотел: во время допроса любил походить, посмотреть на улицу, на машины и на людей, на дома и крыши, на меняющиеся цвета неба. Это благоприятствовало свободному полету мысли, помогало неясным, расплывчатым рассуждениям приобретать четкие очертания, пробуждало неожиданные ассоциации. К тому же официальный стол настораживал тех, с кем приходилось беседовать, мешал непосредственному контакту.

Вошел Вегер с графином.

- Ну вот, - сказал он, поставив графин на стол, - вода есть. Разрешите, Дмитрий Иванович, приступить? - обратился он к Ковалю. - Я уже распорядился привести Самсонова.

Подполковник кивнул. Он понял выбор Вегера: Клоун был духовно слабее Длинного.

- Спектакль сейчас будет. Кеды я ему приготовил. Те, в которых он прыгал. Я этих акробатов посадил, разумеется, в разные камеры, чтоб не слишком складно врали, - засмеялся капитан.

...И вот уже сам Клоун стоят перед ними, неповоротливый, узкоплечий, на безбровом лице - большой нос и испуганные серые глаза.

Коваль отослал конвоира и предложил подозреваемому сесть. Самсонов уставился на заиндевевший графин.

Угрюмо отвечая на канонические вопросы (имя? фамилия? год и место рождения? судимости?), он не отводил взгляда от графина.

- Пить хотите, Самсонов? - спросил Коваль.

Парень кивнул. Коваль налил ему стакан воды.

- Ну, а теперь, что интересного вы нам расскажете? - не по форме начал допрос подполковник, забирая пустой стакан.

Клоун удивленно уставился на него. Такого вопроса не ожидал.

- Ну хорошо, - сказал Коваль, когда молчание ему надоело. - Ничего интересного нет. Тогда попробуем иначе. Что вы делали в ночь на шестнадцатое июля, где были, с кем?

Самсонов словно окаменел. Только глаза его, полные страха, свидетельствовали, что перед офицерами - живое существо.

- Ну, вспомнили? В ночь накануне вашего с Кравцовым, или, как вы его называете, Длинным, бегства из городка?

Самсонов тупо смотрел на графин.

- Еще воды?

Он отрицательно мотнул головой.

- Что ты молчишь, когда тебя спрашивают? - прикрикнул на него Бублейников. - Язык проглотил?

Коваль жестом остановил майора.

- Ладно. Староминаевскую улицу знаете?

Самсонов кивнул.

- Ну вот, - удовлетворенно произнес подполковник. - Были вы там в ночь на шестнадцатое?

Парень вздрогнул и чуть слышно прошептал:

- Нет!

Такой ответ не был самым разумным, но Самсонов этого, видимо, не почувствовал.

- Громче, - попросил Коваль, давая ему возможность подумать. - Были или нет?

- Нет, - более уверенно повторил Самсонов. И вдруг, словно хватаясь за соломинку, закричал: - Не был я, не был!

- Не кричи, - сказал ему Вегер. - То молчишь, будто бы удавился, то вопишь на всю Ивановскую. - И, взглянув на подполковника, капитан открыл сейф, достал оттуда китайские кеды. - Твои?

Самсонов смотрел на кеды округлившимися глазами. О чем он думал в этот момент, что сказали ему эти старые, со стертыми носками кеды?.. Он непроизвольно подобрал ноги, обутые в дешевые босоножки. Казалось, погружается парень в тяжелый сон. И так же, как во сне, где действуют силы, перед которыми ты бессилен, стоптанная обувь на столе капитана словно превратилась в страшное чудовище.

- Помнишь, где их выбросил? Нет? Зачем же было их так глубоко прятать, на дне канала? Думал, не найдем? - спрашивал тем временем Вегер. - А вот ведь нашли. И людей нашли, которые видели эти кеды на тебе, хозяйку квартиры Фаркашеву, например. Не стоит нас обманывать, Самсонов. Ну, так что скажешь?

Клоун закивал головой - раз, потом еще раз, в третий раз - как заводной болванчик.

- А следы этих твоих кед остались во дворе Иллеш. Когда прыгнул с забора. Хорошие следы, очень четкие. Выдали тебя кеды, - продолжал Вегер.

- Двор Каталин Иллеш на Староминаевской улице? Так ведь, Самсонов? спросил Коваль.

Голова Клоуна остановилась.

- Я не убивал, - тихо и хрипло, но отчетливо произнес парень.

- Вот как! - саркастически воскликнул Бублейников. - Кого же это ты не убивал?.. - и он впился в Самсонова взглядом.

Возможно, до сознания Клоуна дошло, что, растерявшись, он уже признался в том, в чем больше всего боялся признаться. Глаза его наполнились слезами, и он громко зарыдал, сползая со стула и тыкаясь головой в стену.

- Самсонов! - прикрикнул на него Вегер. - Перестань!

Но остановить истерику было уже трудно.

Придя в чувство, мокрый от слез и воды, которой обрызгал его капитан Вегер, Самсонов упрямо молчал, словно онемел, и Коваль распорядился отправить его в камеру и привести Кравцова.