Тени над Латорицей (Справедливость - мое ремесло - 3)

- У моего бывшего шурина было два перелома костей, - вспоминал он. В молодости, в драке, кто-то сломал ему переносицу. А в конце сорок второго или в начале сорок третьего года зимой пьяный сержант из дивизии СС, поссорившись с ним в баре, запустил в него стулом и сломал ребро. Я сидел рядом - фольксдойчи имели право посещать те бары, где бывали и "чистые" немцы. Тем более вместе с тержерместером Локкером. И тогда я понял, что полноправные хозяева здесь гитлеровские солдаты, а не свято-стефанское государство. Этот сержант, заметьте - не средний офицер, а простой сержант из обоза - сказал Карлу, чтобы тот поехал на винный склад, открыл его и налил несколько цистерн лучшего вина для солдат дивизии. Карл ответил, что не может этого сделать - нужно разрешение. Тогда сержант вскочил и ударил его стулом. Карл упал. А сержант схватил пистолет, он был совсем пьян, и заорал: "Жалеешь вина для немецкой армии?! Я убью тебя, мадьярская свинья!" Карл тоже что-то крикнул в ответ, но я не слышал что - все вскочили с мест, женщины завизжали, и сержант спрятал пистолет. Через несколько секунд он исчез из бара. Не знаю точно, но ходили слухи, что Карл был тайным агентом гестапо.

- Кто еще, кроме вас, знает об этих переломах костей? - перебил воспоминания Шефера подполковник. - Особенно о случае в баре?

- Тогда все знали. И были довольны. Лично я тоже радовался, что этого пса проучили в его же стае.

- Ну, кто - "все"? Конкретно. Есть сейчас в городе люди, которые могли бы подтвердить ваши слова?

- Есть, наверно. Хотя многие уехали. Да и событий в те годы хватало. И более важных. Ну, спросите моего соседа Коповски.

- А кто его лечил? Какой врач? Он жив?

- Был здесь хирург. Работал при соляном управлении и в суде. Может, и жив. Хотя ему и тогда было за пятьдесят. Не знаю. Я давно его не видел.

- Фамилия?

- Фамилии не помню.

На этом разговор мог бы и закончиться, поскольку Коваль весь был поглощен дальнейшими розысками людей, знавших Карла Локкера, людей, которые могли бы идентифицировать его останки, но старый мясник все еще топтался у порога и не уходил.

- Так вы думаете, что это мог сделать Карл? - вдруг спросил он подполковника. - Что он жив?

Эрнст Шефер с непонятной Ковалю тревогой ждал ответа.

Что мог сказать подполковник? Только то, что розыски и следствие продолжаются, и как только закончатся, он, Эрнст Шефер, узнает результаты.

- А если жив, то может прятаться где-то близко? - все с той же тревогой в голосе продолжал Шефер. - И кто знает, что ему взбредет в голову. Бешеный пес без разбору кусает.

- Вы сегодня сказали, что Каталин сама похоронила мужа, - заметил подполковник. - Как же он может оказаться живым? Из мертвых не воскресают... Или у вас на этот счет есть другие соображения?

Шефер не ответил.

- Кто, кроме Каталин, хоронил его?

- Какие-то могильщики. Каталин нанимала.

- Итак, вашего шурина положили в гроб, засыпали землей, а вы теперь сомневаетесь. Странно!

- Но ведь и вы начали сомневаться. Расспрашиваете, разыскиваете...

- Хотите, я вам открою секрет? Мы это делаем, чтобы убедиться, что мертвые не воскресают.

Подполковник при всей серьезности положения чуть не рассмеялся, увидев, с каким недоуменно-встревоженным лицом мясник попрощался, как осторожно, словно во время тихого часа в больнице, прикрыл за собою дверь.

Тибор Балтазарович Коповски повторил почти то же самое, что Коваль слышал от Шефера. Нужно было срочно найти старого хирурга.

Капитан Вегер и майор Бублейников превзошли самих себя: вскоре перед Ковалем стоял бритоголовый сморщенный старичок.

Начальник уголовного розыска уже успел ознакомить подполковника с прошлым этого человека - бывший частный врач, во время войны - хирург местного госпиталя, судебный эксперт и, наконец, сторож в морге, откуда его уволили, считая душевнобольным: однажды, до белой горячки упившись сливовицей, он целую ночь напролет играл в карты с приподнятыми над столами покойниками и бранил их на всю катушку, когда ему начинало казаться, что кто-то из них мошенничает.

Однако ответы старика свидетельствовали, что он совершенно нормален. Бывший медик долго чесал затылок, что-то припоминал и наконец прошамкал:

- Ребро помню. А вот переносицу... Вы бы что-нибудь полегче спросили - столько времени прошло! А с ребром было, по-моему, иначе. Не было у него перелома. Только трещина... Да, да, трещина. Это когда его какой-то военный обработал. Тогда трещина была, но приличная. Кажется, шестого ребра... Да, именно шестого.

- Шурин его говорил, что перелом. Но, возможно, он ошибся.