Тени нашего прошлого. История семьи Милтон

Голос Лена, произносящий ее имя, вернул все – темноту ночи, его губы на ее губах, – и она задрожала. Ее имя, эти два слога, произнесенные так ясно и нежно, были его предложением. Она смотрела на него, пытаясь запомнить все – мужчину, освещенного лунным светом, воду, Мосса и мать рядом с собой. Все было совсем не просто.

– Я не могу, – прошептала она. – Я не могу дать тебе то, что ты заслуживаешь…

– Ты меня любишь, – тихо сказал он.

Она кивнула и посмотрела ему в глаза.

– Люблю, Лен. Люблю. Боже, как я тебя люблю… Но тебе нужно больше, чем все это. Больше, чем я. Это так очевидно…

Она умолкла, увидев выражение лица Лена.

– Я еврей, – медленно сказал он. – Вот в чем дело.

Ее глаза широко раскрылись.

– Еврей? Нет. Дело во мне. Посмотри на себя, Лен… ты большой, сильный и…

Лен рассмеялся, и в его смехе сквозило удивление.

– Редж был прав, – сказал он.

Они смотрели друг на друга.

– Лен. – Ее голос прерывался.

– Идем. – Редж дернул Лена за рукав.

Лен замер, не в силах пошевелиться.

– Давай, приятель. Садись в лодку.

– Я хотел совсем не этого. – В голосе Мосса звучала решимость. – Уезжайте.

Редж изумленно посмотрел на него.

– Плывите к причалу Уэлдов, – сказал Мосс. – Он прямо напротив. Я вас там встречу.

– Хотел не этого? – повторил Редж.

Мосс выпрямился.

– Знаешь, что ты сказал там, в лодке?

Мосс смотрел на него.

– Твоя первая реакция?

Мосс нахмурился, пытаясь вспомнить.

– «Оставь ее, – прошептал Редж. – Оставь ее, ублюдок».

Мосс побледнел.

Редж покачал головой.

– Ты ничем не отличаешься от остальных… когда доходит до дела, ты видишь только то, что хочешь видеть, как все они. Ты точно такой же.

– Редж! – вскрикнул Мосс.

– Хватит. – Китти встала и шагнула к Реджу. – Как вы смеете? Как вы смеете мазать нас черной краской, называть низкими и подлыми!

– Черной краской? Низкими и подлыми? – Редж не собирался отступать. – Как я смею? Расскажите им, миссис Милтон. Расскажите то, что рассказали мне.

Она замерла.

– Давайте. – Сердце Реджа стучало так сильно, что ему захотелось выпустить его на свободу. – Давайте. Расскажите им то, что рассказали мне там, на скамейке…

Огден резко повернулся к Китти.

– Счет предъявлен, – продолжал Редж. – Не ожидается. Уже предъявлен. И его требуется оплатить – иначе это дерьмо будет продолжаться и продолжаться, до бесконечности.

Никто не шевелился. Реджа трясло. Он слышал свой голос и видел белые потрясенные лица – в другом месте за эти слова его бы ударили, повалили на землю… убили. Но эти промолчат. Долгие годы на привязи – вот что это такое. Теперь он понял. Они ничего не сделают и не скажут – не могут, приличия не позволяют. Они все такие приличные.

– Почему вы откровенничали со мной, миссис Милтон? Почему я? – Он посмотрел ей в глаза.

– Редж, – попытался остановить его Лен.

– Думали похоронить свои воспоминания там, где их никто не найдет? Похоронить их во мне?

Китти преодолела три шага, отделявшие ее от Реджа, и ударила его по щеке.

– Мама! – вскрикнул Мосс.

Пощечина словно открыла шлюз, и Редж расхохотался. Смех рождался в его груди и неудержимым потоком вырывался наружу. Редж не мог остановиться, и его смех разрывал ошеломленное молчание. Он смеялся. Любезность. Доброта. Милая компания. Они уже мертвы. Они уже призраки.

– Пойдем, – сказал он Лену, повернулся ко всем спиной и забрался в лодку.

Лен задержался на секунду, не сводя взгляда с Джоан. Она покачала головой, слабо, но отчетливо.

Одним резким движением Лен повернулся и прыгнул на нос шлюпки, оттолкнул ее от скал, опустился на среднюю скамью, схватил весла, поднял их и погрузил в воду. Реджу пришлось ухватиться за планшир, чтобы не выпасть за борт; Лен потянул весла на себя, крепко сжимая деревянные рукоятки.

Не сказав ни слова и не оглянувшись, Лен снова опустил весла и, преодолевая сопротивление воды, плотной и темной, снова оттолкнул себя от стоящих на скалах Милтонов. От Джоан. Затем еще и еще раз. На него накатывали волны ярости. Эта наивная идея, что все пути открыты, что нужно лишь поставить цель и идти к ней, как все остальные… о чем он думал? Думай на идише, одевайся по-английски. В конечном счете все это игра, разве нет? Заглядывайте к нам. Будете в наших краях, заходите. Ты приходишь в Колумбийский университет или на Уолл-стрит, но ты там всего лишь посетитель. Как он мог этого не видеть? Он гость. Он хотел сохранить правила и улучшить их – вместо того, чтобы нарушать. Пошли они все, подумал он. И этот дом тоже. С него хватит. Больше никакой осмотрительности. Он яростно погружал весла в неподвижную воду, чувствуя, что его сердце готово разорваться на части. Он греб не останавливаясь, пока на середине пролива броню ярости наконец не прорвало рыдание, и тогда он заплакал. Он оплакивал Джоан, оплакивал себя и свою мечту. Но еврей умер. Да здравствует еврей.

Глава сороковая