Тени нашего прошлого. История семьи Милтон

Со стороны пролива послышалась береговая сирена, и тут же в ответ от дальнего конца острова Крокетт раздался протяжный гудок парома, направлявшегося из Виналхейвена в Рокленд. Эти две привычные ноты были голосами острова, успокаивающими, внушающими уверенность, – сигналом безопасности. Китти повернулась к этим звукам, к бую и парому, и увидела что-то выброшенное на скалы. Что-то белое, большое и мокрое, размером с детский матрас, лежало на широком гранитном уступе. Это был мужчина в нижней рубашке; руки его были раскинуты в стороны, под неестественным углом, как будто их оторвали, а потом снова пришили.

Глава сорок вторая

Они похоронили Мосса на кладбище на холме за домом, рядом с могилами Крокеттов. Месяц спустя Огден провел Эвелин к алтарю и отдал в жены Дикки Пратту.

Ничего не сбылось, думала Джоан, глядя в зеркало в кабинете врача, после того как он сообщил ей новость. Она вглядывалась в свое лицо. Как бы то ни было, приходится играть теми картами, которые тебе сданы, – и выигрывать. Очень хорошо. Она повернулась, открыла дверь и кивком попрощалась с девушкой за пишущей машинкой, которая с явным удовольствием передвигала каретку и быстро и без ошибок заполняла словами чистые листы. Очень хорошо. Джоан вышла на улицу, вдохнула осенний воздух и пошла к парку, где ее ждал Фенно Уэлд, с его милым раскатистым смехом, с его преданностью. Джоан. Увидев ее, он встал со скамьи. Джоан опустила голову. «Ни к чему ждать», – сказала она.

Джоан вышла за Фенно. У них родилась девочка, и они назвали ее Эвелин, в честь Эвелин, которая поцеловала сестру, держа на руках своего новорожденного, Генри. «Эвелин в честь Эвелин, в честь Эвелин, в честь Эвелин», – с довольным видом промурлыкала Эвелин. Пятая в ряду.

В доме на острове Крокетт подрастало новое поколение детей. Из пролива можно было увидеть Милтонов, сидящих на лужайке, или детей, которые сбегали вниз по холму, пробирались в лесу между елями, обрезали ветки или просто гуляли. Говорили, что однажды после вечеринки на острове произошел несчастный случай – кто-то поскользнулся и упал в воду, а сын хозяев бросился на помощь и утонул.

Тем не менее сестры с детьми по-прежнему катались на лодках, устраивали пикники на скалах, ходили по рынку в своих обрезанных шортах и шетлендских свитерах, а старая миссис Милтон с неизменной корзинкой в руке и мистер Милтон в кепке с длинным козырьком обходили на яхте окрестные бухты.

После коктейлей на Норт-Хейвене или ужинов на другом берегу Милтоны в сумерках возвращались домой, и «Кэтрин» легко скользила под безбрежным небом по темной воде; дети на носу смотрят вперед, взрослые сидят позади них на корме – воплощение спокойствия и уверенности. «Вот он, – думала Эви-подросток, сидя рядом с кузенами в один из таких вечеров, – вот он». Этот момент. Она повернула голову, поймала на себе взгляд матери и, словно получив подтверждение, отвернулась.

Она никогда не расскажет дочери, поняла тогда Джоан, прижимаясь бедром к транцу и глядя на свою мать, Фенно и Эвелин, сидящих на корме. Она не может рассказать. Это причинило бы боль всем… матери, отцу и Фенно, который был таким добрым… самым добрым.

Джоан смотрела поверх детских голов на приближающийся остров. Это место будет принадлежать Эви. Она скрестила руки на груди и повернулась навстречу ветру. Все это будет принадлежать Эви.

В конце семидесятых «Милтон Хиггинсон» был продан банку «Меррилл Линч», и офисы на Брод-стрит, 30, в здании, построенном прадедушкой Огдена Милтона в 1855 году, закрылись. Огден перевез отцовский письменный стол в новый кабинет в небоскребе в центре города, по утрам поднимался туда в лифте и садился за него. Передать стол было некому. Из окон нельзя было увидеть ни воды, ни яхт – ничего, кроме города.

Они похоронили Огдена следующим летом, рядом с Моссом.

В тот год Генри, старший сын Эвелин, начал носить кепку Огдена. Ему было двадцать. Старый козырек давно потрескался и обвис, а ткань цвета хаки совсем выцвела. «Но кепка ему идет», – думала Китти, наблюдая, как он катит тачку по лужайке, чтобы забрать продукты, – гордый тем, что он старший и знает, что нужно делать.

Огден. Китти поерзала на скамье. Эта кепка. Обычно она висела на крючке в коридоре. В то лето он сидел в каждом кресле, плыл на каждой яхте, а каждый голос, доносившийся с той стороны поля, был его голосом. Он так долго сидел напротив нее, что стол в столовой без него казался пустым, хотя они каждый вечер клали на его место нож и вилку и кто-то садился на его стул.

На противоположном берегу пролива она заметила Альдо Уэлда, который вышел на причал. С годами он как будто усох, но походка его оставалась пружинистой. Фанни умерла много лет назад. Старик стоял и ждал Фенно, который плыл к нему на шлюпке. Фенно был хорошим сыном, думала она, наблюдая, как Фенно поднял весла, а Альдо наклонился, чтобы поймать нос лодки. Бедный Фенно.

А восемь лет спустя Фенно внезапно умер посреди ночи. «Бедный Фенно», – снова подумала Китти, опуская трубку телефона.

Это было в 1988 году.