– Вам не будет обидно, если «колчаковское золото» с вашей помощью когда-нибудь удастся вернуть, а потом оно вновь благополучно уплывет в те же зарубежные банки на чьи-то личные счета?
– В августе 1991 года меня пригласили в Москву на Конгресс соотечественников. Наутро вышел из гостиницы «Россия», а на улицах танки стоят. Я пробыл в Москве фактически все те дни, когда вся страна резко изменилась. У меня на глазах был спущен красный флаг и поднят российский красно-бело-синий. Должен признаться, что прослезился: родители не дожили до этого дня. Мама гораздо раньше отца поняла, что при их жизни нет никаких надежд возвратиться в Россию. А отец все надеялся.
– В 1947 году вы вместе с родителями и братьями после почти 20 лет скитаний переехали из Японии в Калифорнию. Ваша семья обрела здесь чувство Дома?
– А вот смотрите, что написал в 1962 году отец в альбоме семейных фотографий: «С прибытием в 1947 году в США кончилась наша бродячая жизнь. Мы приобрели оседлость, через законный срок стали американскими гражданами, начали новую жизнь…»
Густав Климт. Золотая Адель
Уговорила-таки Славу Тарощину, мою любимую подругу, телевизионного обозревателя московской «Новой газеты», пробежаться по венскому музейному комплексу «Бельведер». Ей значительно больше нравились бесконечные прогулки по самой Вене и разглядывание и разгадывание загадок «живых» зданий кружевного и эклектичного столичного зодчества.
Но «Бельведер» с принцем Евгением тоже глянулся. И Эгон Шиле с Кокошкой. И Густав Климт, чья сильно поредевшая коллекция полотен как висела, так по-прежнему и висит в тех же двух залах на втором этаже.
Можно, конечно, по-разному относиться к нашумевшей истории с исходом из страны пяти полотен Густава Климта, переехавших на постоянное место жительства в США. Да, за грехи, а тем более преступления, должно расплачиваться. Но с тех пор как Австрия, восстанавливая юридическую и общечеловеческую справедливость, потеряла свои шедевры, лично я, прилетающая в Вену по два раза в год, впервые заставила себя войти в «Бельведер» и подняться на второй этаж к осиротевшему Климту. Что уж говорить о самих австрийцах.
Когда картины переехали в Америку, в Музее современного искусства Лос-Анджелеса (LACMA) триумфально открылась специальная экспозиция этих пяти работ, являвшихся на протяжении семи лет поводом для бурного судебного противостояния между Австрийской Республикой и гражданкой США Марией Альтман (думаю, многие смотрели фильм «Woman in Gold» с потрясающей Helen Mirren). Экспонировались «Золотая Адель» (портрет «Адель Блох-Бауэр»), еще одно не столь известное изображение той же дамы, датируемое 1912 годом, и три замечательных пейзажа, еще недавно воспринимавшихся как австрийское национальное достояние и украшавших стены венского дворца.
Судебное решение повергло австрийские власти в такой шок, от которого многие до сих пор не оправились, а простые австрийцы почувствовали себя осиротевшими и уверились в мысли, что у них «украли-таки национальную святыню». Американская же сторона, наоборот, ликовала по поводу восстановления справедливости и «возвращения сокровищ истинным хозяевам (американским наследникам) коллекции, украденной нацистами во время Второй мировой войны». Общая стоимость яблока раздора, начавшись с суммы в 150 миллионов долларов, очень быстро удвоилась.
Адели Блох-Бауэр, звезде скандала, было 26 лет, когда Густав Климт в 1907 году написал знаменитый «золотой портрет». Высокая, трепетная, гибкая, с пышной волной черных волос и тонкими чертами лица, она была исключительной моделью для Климта, яркого представителя венского модерна (югендстиля), но на самом деле придумавшего свой особый, неповторимый стиль, в котором орнаментальная декоративность и золотая витиеватость мозаики сочетались с плоским, стилизованным силуэтом и ритмичной линией. Ах, этот изысканный излом рук, ах, этот затягивающий омут глаз – мир предельно чувственный, накрывающий мощной эротикой как волной, и в то же время какой-то странный, отрешенный… Одна из знакомых Климта оставила такое свидетельство: «Сам он был похож на неуклюжего, не умеющего связать двух слов простолюдина. Но его руки были способны превращать женщин в драгоценные орхидеи, выплывающие из глубин волшебного сна». А еще говорят, что после огромного успеха, который имели картины Климта на Венецианской выставке 1910 года, самые известные европейские кутюрье бросились шить платья по фасонам, заимствованным у его женских портретов.