По отзыву известного мореплавателя В.М. Головнина, Николай Петрович был «человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательные предначертания
». Одним из таких воздушных замков, видимо, и был проект женитьбы на Кончите Аргуэльо. Ибо, кроме всяких других выгод, это могло помочь осуществить его давнишнюю мечту – «включить в число Российских принадлежностей» Новую Калифорнию. А он сам мог бы стать там наместником русского царя. Возвращаясь после помолвки на родину, чтобы получить разрешение на брак от своего государя, он делится замыслами: «Были бы люди и способы, то без всяких важных для казны пожертвований весь этот край навсегда России упрочится может.<…>. Ежели б ранее мыслило Правительство о сей части света, ежели б уважало ее как должно, ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого при малых тогда способах Берингову экспедицию для чего-нибудь начертавшего, то утвердительно сказать можно, что Новая Калифорния никогда бы не была гишпанскою принадлежностию, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили. Теперь остается еще не занятый интервал, столько же выгодный и весьма нужный нам, и так ежели его пропустим, то что скажет потомство?»
Мечты так мечтами и остались, как заметил один из исследователей жизненного пути камергера, это была «череда головокружительных свершений и поступков – правда, почти все они закончились неудачей». На самом деле ни Испания, ни Мексика, ни США, ни Россия не строили никаких планов по поводу создания Русской Калифорнии. А сам Резанов, как известно, 1 марта 1807 года скончался в Красноярске, никаких особенных подвигов во имя отчизны, по большому счету, так и не совершив.
Перед смертью он успел отправить письма близким. «Патриотизм заставил изнурить все силы мои
, – пишет он 24–26 января 1807 года мужу сестры своей умершей жены Анны, директору Российско-американской компании (РАК) Михайло Булдакову, – с надеждой, что правильно поймут и надлежаще оценят; я плавал по морям, как утка; страдал от голода, холода, в то же время от обиды и еще вдвое от сердечных ран моих».Кто-то может подумать, что «сердечные раны» были связаны с оставленной им в Калифорнии красавицей Кончитой, к которой он питал искреннее расположение. Но «сердечные раны» – совсем не о ней. «Из моего калифорнийского донесения не сочти меня, мой друг, ветреницей
, – продолжает камергер. – Любовь моя у вас, в Невском под куском мрамора, а здесь – следствие ентузиазма и очередная жертва отечеству. Контенсия мила, добра сердцем, любит меня, и я люблю ее и плачу, что нет ей места в сердце моем».Анне Григорьевне, первой жене Резанова, о которой здесь говорится, в год, когда они поженились, как и Кончите Аргуэльо, тоже едва исполнилось 15 лет. Резанову было 30. Он был красив, родовит, удачлив и небогат. Анна была дочерью очень богатого сибирского купца Шелихова. Она умерла в октябре 1802 года, вскоре после рождения их второго ребенка, и была похоронена в Петербурге. «Восемь лет супружества нашего, –
свидетельствовал Резанов, – дали мне вкусить все счастие жизни сей как бы для того, чтобы потерею ее отравить наконец остаток дней моих».В ожидании бессмертия