Тени незабытых предков

Что за сообщество такое – потомки Пушкина? Каждый раз, когда собираются вместе потомки гения, будь это Толстой или Пушкин, возникает неописуемый ажиотаж: фото – и телекамеры преследуют буквально каждый шаг этих людей, мы, сторонние наблюдатели и журналисты, пытаемся уловить в лицах, родственно приближенных к гению, знакомые черты, ну хоть линию носа, наклон головы, выражение глаз… И если кажется, что это удается, счастливо шепчем: «Господи, до чего похож!..» А потом, когда случится поговорить с кем-либо из них, с горечью и разочарованием (чаще всего это касается молодых потомков из-за рубежа) констатируем: разговор оказался пустой, любой школьник в России знает о Пушкине или Толстом больше, чем данный родственник. По крови великий предок им, конечно, родня, а вот по духу… Еще бабушка надвое сказала, кто кому по-настоящему родственная душа. И заходят простоволосые зарубежные дворянки в церковь, где венчались Пушкин с Гончаровой, озираются по сторонам, восторженно хлопая глазами, удивляясь и улыбаясь, довольные производимым на обывателей впечатлением, но мало что смысля в происходящем… Отчего же, несмотря ни на что, так привлекательны для нас встречи с родственниками Пушкина?

Об этом был наш разговор в январе 1999 года с праправнуком поэта, историком по образованию Георгием Александровичем Галиным, автором книги о потомках Пушкина. Галин обозначает свой труд – «Дети и внуки Пушкина» – как некий гибрид фотоальбома и биографического словаря. Первый вопрос, конечно, о родословной…

– Что ж, – отвечает Георгий Александрович, – давайте разбираться. У Пушкина было четверо детей. Второй по счету и старший из двух сыновей – Александр Александрович Пушкин. Одной из тринадцати детей Александра Александровича была моя бабушка Мария Александровна. У бабушки, в свою очередь, было уже девять детей, в их числе – моя мама. Я у мамы был один, но у меня уже вновь по восходящей – двое сыновей.

– Следовательно, Вы – праправнук, внук внучки. А по отцовской линии?

– Ну там ничего особенного. Дед одно время был политическим ссыльным, потом неожиданно перед революцией стал в городе Ош (это в Киргизии) вице-губернатором. Он был единственным грамотным в городе, так что пришлось сделать карьеру. Отец окончил Кременчугский металлургический институт, был инженером по горячей обработке металла, работал на Ростсельмаше, потом перевелся в Москву. Я получил диплом исторического факультета МГУ, был главным библиографом Исторической библиотеки, работал в НИИ культуры (ныне Институт культурологии).

– В 1937 году в Москве грандиозно отмечалась 100-летняя годовщина со дня гибели Пушкина. Как раз в тот год, когда ваша семья переехала в Москву. Вы тоже принимали в этом участие?

– Конечно. Всех потомков чуть ли не от имени самого Сталина пригласили на торжественный вечер в Большой театр. Там же находился и Иосиф Виссарионович.

– Значит, ваша семья никакого страха в те жуткие годы не испытывала, дворянское происхождение в данном случае, наоборот, служило защитой?

– Нет, отчего же, страх, как и у всех, был. Помню такой случай: мы снимали комнату в доме у Белорусского вокзала в Электрическом переулке. Как правило, каждую ночь одна-две черные машины подъезжали к дому. Однажды и к нам в комнату «товарищ» в голубой фуражке постучался. Сами понимаете, пока разобрались что к чему, страшно перепугались. А «голубая фуражка», оказывается, просто разыскивал дворника, чтобы тот указал нужную комнату очередной жертвы.

– С детства вы знали о своем гениальном прапрадеде, о том, что вы – довольно близкие родственники. Что ощущали?

– Ничего особенного. Просто то, что Пушкин – член нашего семейства.

– Вы так прозаически относитесь к тому, что Ваш предок – Пушкин?

– (Смеется.) А как еще можно относиться? Поэтически?

– Можно как угодно, по-всякому, если хотите, даже цинично…

– Нет, цинизма в отношении нашей семьи к Пушкину нет. Но я понимаю, о чем Вы говорите. Как-то «Новости культуры» напечатали интервью с потомками Александра Сергеевича. Там действительно есть весьма циничные вещи. А одна «потомица», выступая, так и сказала: он (Пушкин) был картежник, пьяница и атеист. Мне это было слушать крайне неприятно. Ведь я с детства воспринимал его именно как члена семьи. Но отношусь к нашему родству – да, прозаично, скажем так: как историк литературы.

– А Ваши дети?

– Они заняты своими студенческими и аспирантскими делами, специально в «пушкинском духе» мы их не воспитываем…

– Вам нравится Ваш предок – как поэт и как человек?

– Очень нравится. Как человека я его ощущаю ежедневно и ежечасно. Наши вкусы во всем совпадают. Единственное различие – я не люблю осень.

– Какие-то реликвии, вещи Александра Сергеевича в семье сохранялись?

– Сохранялись, но в 20-е годы все они «ушли» в Полтавский краеведческий музей. Моя бабушка, Мария Александровна, их туда передала. Просто в Полтаве в гражданскую войну много раз менялась власть, и было опасно оставлять их в доме. При обысках отбирали все наиболее ценное, что под руку попадалось.

– А было что отбирать?