Читаем Тени незабытых предков полностью

«Посмотри на себя. Какие у тебя данные, чтобы быть артисткой? Ноги короткие, нос длинный» – это не то, то не так… И велел совершенно очаровательной и, как потом выяснилось, талантливой дочке поступать… в педагогический институт. Как-никак, а ее дед, Александр Александрович Покровский, был школьным учителем.

Однако прежде чем последовать родительскому наставлению, она все-таки пошла в Школу-студию МХАТ и возле самых дверей увидела двух немыслимой красоты юношей. Одним был Михаил Козаков. Она, конечно, ахнула и развернулась прямиком в педагогический. Но потом мама посоветовала ей все же записаться в кружок самодеятельности в Доме учителя. Кружком руководил молодой педагог Школы-студии МХАТ Владимир Богомолов. Студентку педагогического туда приняли легко. Удачно вышло: Богомолов не только ставил спектакли, но и усердно готовил своих кружковцев к поступлению в вуз. Кроме Покровской в самодеятельности участвовали Владимир Высоцкий и Александр Сабинин.

На следующий год картинка, открывшаяся студентке-абитуриентке Покровской за дверями Школы-студии МХАТ, была иная: в вестибюле она наткнулась на старушку-гардеробщицу Софью Ароновну, перед которой на руках прохаживался смешной мальчик Олег Табаков и при этом что-то очень смешное рассказывал. Пугаться было некого, и она поступила.

– Я не знала, как об этом сказать папе, – вспоминает Покровская. – Ему, главному режиссеру Большого театра, приходило много писем от девушек, мечтающих стать певицами. Я иногда их читала. Почти все письма были одинакового содержания: «В первых строках спешу сообщить, что я живу в деревне такой-то. И у меня голос. Я хочу быть певицей Большого театра, а родители не хотят этого. Подскажите, что мне делать и куда явиться, когда я приеду в воскресенье, чтобы поступить артисткой в Большой театр?»

Я написала отцу такое же послание: «Спешу сообщить, что я учусь в Москве… Хочу быть актрисой, но родители против… Подскажите, что мне делать?» И подписалась: «Ваша дочь». Послала по почте и в ужасе ждала расправы. Получив письмо, папа зашел в кабинет и закрыл дверь. Скоро оттуда раздалось хмыканье, потом крик: «Аня!» Они с мамой долго шушукались, хохотали, но смилостивились, хотя и не преминули заметить: «Вообще-то, лучше б не позорила фамилию…»

Окончив учебу, Алла Покровская сразу вошла в мир молодого «Современника» и переиграла в нем множество ролей – от незначительных и бессловесных до главных, таких как Маша в «Эшелоне» или Шура в «Восточной трибуне», в «Виндзорских насмешницах», «Аккомпаниаторе», «Крутом маршруте»… Но когда ей стало чуть за тридцать, когда она думала, что как раз теперь-то и начнутся ее самые главные роли, Ефремов сказал: «Иди в институт – преподавать!»

Так посчитал Олег Николаевич, и она, всегда предельно самокритично к себе относящаяся, послушалась и стала преподавателем кафедры актерского мастерства Школы-студии МХАТ. Так что Борис Александрович Покровский оказался дальновидным: дочь стала театральным, но педагогом. Однако играть в театре, конечно же, продолжила. Правда, ролей с каждым годом становилось все меньше и меньше.

– Алла Борисовна, я видела Вас во «Вкусе черешни» с Олегом Табаковым. У Вас был большой успех, на Вас ходили.

– Это ходили на Табакова. Знаете, я любила, когда родители смотрели мои работы. Потому что их замечания были самые дельные. В основном у папы. И он очень четко формулировал, что выходит, что нет. Когда посмотрел «Вкус черешни», сказал: «А что ты там делаешь?» Я: «Как что? Пою». – «Ну, поешь – это можно и не слушать. А почему ты какая-то зажатая? Все делает Табаков, а тебя вроде бы и нет. Ты ему только реплики подаешь». И я поняла, что из-за моего зажима, из-за моего стеснения, Олег Павлович, у которого актерское дарование – природное, сразу невольно начинает работать с залом, а меня куда-то «заталкивает». И вот я стала вылезать сама. То мизансцену чуть изменю, то придумаю какие-то новые «ходы» к своему партнеру. Табаков заинтересовался, отвернулся от зала и занялся мной.

Однажды мы поехали играть «Вкус черешни» в Загорск. А там на двери клуба висит афиша: «В главных ролях – Олег Табаков и др.» Табаков закатил скандал.

– После развода взаимоотношения с Олегом Николаевичем Ефремовым у вас остались хорошие?

– Да, хорошие. Я ведь преподавала у него на курсе, и он считал, что у меня особое к этому дарование, что из студентов я делаю очень живых актеров. Смотрел все экзамены. А когда набрал курс, где были Александр Феклистов, Роман Козак и Дмитрий Брусникин, то мне особенно легко с ними работалось. На этом курсе мы преподавали вместе с Андреем Мягковым. Но я считаю, что Ефремов и сам природно был потрясающим педагогом, он так мгновенно выхватывал индивидуальность и так понимал, что со всем этим делать…

Неслучайно, что многие из первого поколения актеров «Современника» оказались столь знамениты – они были его учениками. Ефремова нет уже полгода, и у меня ощущение, что некому довериться, некому сказать: «Посмотри, пожалуйста». Для меня он был как последняя инстанция…

– А как складывалась потом Ваша личная жизнь?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное