Тени прошлого

Так что когда около одиннадцати вечера наша группа подошла к знаменитому зданию, мы были в веселом и компанейском настроении. Возможно, на входе имелись какие-то охранники, какие-то люди, которые должны были нас пропускать, но, как уже было сказано, у меня не сохранилось в памяти никаких билетов или списков приглашенных. Основным пространством для вечера был выбран так называемый Зал королей, как он тогда назывался, а может, называется и сейчас. Восковые изображения членов английской королевской семьи были отодвинуты назад и полукругом обрамляли расчищенное в центре место для танцев. Фигуры при этом стояли на достаточном расстоянии друг от друга, и мы могли расхаживать между ними, и позже в прессе появились фотографии, хотя и не в «Татлере», как изначально планировалось: дебютантки и сопровождающие стоят рядом с Генрихом VIII или королевой Каролиной Ансбахской. Меня сфотографировали с девушкой, которую я знал по годам, проведенным в Гемпшире, после того как мой отец ушел с дипломатической службы. К счастью, фотография не появилась в печати, но по какой-то ныне забытой причине один экземпляр до сих пор лежит у меня. Мы как будто разговариваем с испуганной и оскорбленной принцессой Маргарет.

Любая восковая фигура выглядит будто человек под действием успокоительного или только что задержанный преступник, но в последние четыре десятилетия произошли некоторые изменения. Разве что за исключением выбора прототипов. Раньше все мы, то есть вся нация, не только привилегированные классы, знали историю намного лучше. Тогда система образования еще не нарушила связь между преподаванием и передачей знаний. Такие фигуры, как Веллингтон, Дизраэли, Гордон Хартумский, еще имели резонанс, который распространялся далеко за пределы элиты, единственной сегодня социальной группы, которая, возможно, о них слышала. И, кроме того, в отношении к восковым фигурам не было нынешнего малодушного страха кому-то нанести вред, так что могу заверить: тогдашний Зал ужасов действительно был пугающим. В ту ночь зал выделили для дискотеки, и когда мы с Люси спустились осмотреть его, стало понятно, что руководство музея не беспокоили такие мелочи, что кому-то на голову может упасть горшок с настурцией или каштан.

Пространство разделяли каменные столбы, и на вершине каждого лежала на небольшой подставке отрубленная голова, изуродованная с невероятной жестокостью. Глаза вываливались из глазниц, болтающиеся куски кожи обнажали белеющую кость. В одной голове даже торчал железный прут, пронзивший ее насквозь, отчего лицо выглядело очень удивленным – оно и понятно. В длинной стеклянной витрине были выставлены миниатюрные изображения всех известных человечеству пыток, часть из них была мне внове. Мы медленно шли вдоль витрины, поражаясь человеческой жестокости. Дальше шли серийные убийцы – такое выражение, кажется, еще не употреблялось, но они у нас, без сомнения, были, даже если и под другим названием. Джордж Смит, утопивший несколько несчастных невест, восседал на ванне, в которой, как нам рассказывалось, он и творил свои злодеяния. Был здесь доктор Хоули Криппен и Джон Хэйг, который со своей главной жертвой встретился в отеле «Онслоу-Корт», хорошо мне знакомом, так как располагался на той же улице, где жила раньше моя бабушка. Хэйг выбрал среди всех посетителей ресторана миссис Дюран-Декон, втерся к ней в доверие, а потом отвез за город и утопил в ванне с кислотой. Мы с Люси молча стояли, потрясенные видом этих невзрачных и совершенно обычных людей, которые совершили такие неслыханные зверства. Сегодня подобные выставки имеют комичный, даже гротескный колорит, ограждающий посетителя от мыслей о том, что все увиденное им – правда и все эти ужасные события произошли на самом деле, но тогда устроители руководствовались противоположным стремлением: показать все как можно реалистичнее, и впечатление врезалось в память надолго. Испытанное тогда вспоминается мне даже сейчас, через столько лет.

Наконец, в самом центре зала мы наткнулись на мрачный занавес с инструкцией отдергивать его только в том случае, если вы хорошо приготовились. Думаю, там еще было написано, что запрещено смотреть до шестнадцати лет или что-нибудь столь же соблазнительное. Меня заворожил сам занавес. Он был старый, потертый и грязный, каким завешивают химикаты в садовом сарае, и от этого становилось более жутко, чем если бы он был из щегольской алой парчи.

– Давай? – спросил я.

– Ты открывай. Я не хочу смотреть.

Люси отвернулась, но, конечно, не двинулась с места. Люди так говорят не потому, что намерены не смотреть, а потому, что не хотят брать на себя ответственность за ужасы, которые им откроются. Способ получать простые удовольствия, но сохранять при этом ощущение превосходства.