Тени прошлого

Но мама не обратила внимания на эту попытку оправдания. Это была совершенно типичная реакция для нее и таких, как она. Когда подобные люди оправдывают человека из компании своих детей, учитывая при этом его социальное положение, они будут находить бесконечные оправдания любому, сколь угодно непристойному поведению, не признаваясь в истинной причине. Но когда начинают порицать, опять же по социальным, а не по более осмысленным причинам, то все в нежелательном друге клеймится как неприемлемое. Так же и с описаниями маршрута. Если желательно, чтобы вы пришли на вечер, – «Да проще простого! Поезжайте по М4 прямо, и всё, вы на месте!» Но когда им кажется, что вам не стоило бы появляться, то же путешествие усложняется: «Ехать и ехать! Сперва долго тащитесь по М4, а когда съедете с нее, надо еще не заблудиться в этом сущем лабиринте дорог и деревенек. Оно и правда того не стоит!» Моя мать не была снобом, ее ужаснула бы сама мысль, что ее могут заподозрить в снобизме, но это не мешало ей чувствовать себя задетой, когда маме казалось, что ко мне «присосались» – ее фраза. Примерно это она и ощущала по отношению к Дэмиану. Доля справедливости в ее рассуждениях, конечно, была.

Дэмиан проснулся ночью, часа, наверное, в три. Я это знаю, потому что меня он тоже разбудил, прошептав мне в ухо: «Не спишь?» – так что после этого я действительно не спал. Он совершенно пришел в себя.

– Умираю с голода! – сказал Дэмиан. – У тебя есть еда?

– А подождать нельзя? Завтрак скоро.

– Боюсь, что нельзя. Если хочешь, я могу сам сходить посмотреть.

Такой расклад показался мне неприемлемым, и я заставил себя встать и натянуть на пижаму халат. По всем этим одеяниям легко проследить дату описываемых событий, так как, подобно большинству мужчин, за последующие десятилетия я в какой-то момент отказался от одежды для сна. Итак, я двинулся по спящей квартире, а Дэмиан шел за мной следом. С большим трудом удалось отговорить его от идеи поджарить яичницу, и он согласился на миску мюсли, тост и чай. Чая я себе тоже налил. Мы кое-как уместились за крохотным кухонным столиком, и Дэмиан засмеялся.

– Что смешного?

– Да весь этот вечер! Бог знает, что завтра напишут в газетах!

– Не про нас, в этом-то все и дело. Бедная Терри!

Кажется, никто не пожалел нашу хозяйку за все понесенные потери. Мне подумалось, что пора кому-нибудь и посочувствовать ей.

– О ней не беспокойся, – покачал головой Дэмиан. – Она станет героиней новостей. Может быть, это был ключевой момент всего сезона.

– Вероятно.

Сейчас уже можно сказать, что этот прием и на самом деле стал знаменательным для многих из нас. В нем причудливо слились прошлое, настоящее и будущее. Анархическая, дестабилизирующая контркультура, которой суждено было впоследствии победить, хотя и не так, как тогда предсказывали, влетела в двери нашего маленького уютного мирка, напоминающего довоенный, и унесла с собой.

– Не знаю, почему мне так хочется есть. – Дэмиан закинул в тостер еще один кусок безвкусного хлеба. – Гашиш вызывает голод?

– Не у того спрашиваешь.

Он глянул на меня, выдержал паузу и решился:

– Ты, наверное, был шокирован, когда отодвинул тот занавес.

Я молчал, не от негодования и не от обиды. Просто не мог представить, какие слова адекватно донесут мою идею, потому что не знал, какую идею здесь стоит донести.

– Я знаю, что она тебе нравится, – кивнул Дэмиан, словно я ему ответил.

– А я ей? – невольно вырвалось у меня.

Порой мы бываем удивительно занудны. Странно то, что я не до конца понимал, какой ответ мне бы хотелось от него услышать.

Дэмиан пожал плечами, намазывая себе масла:

– Насколько я знаю, то, пожалуй, да.

– А ты?

Вопрос был странным по формулировке, и Дэмиан посмотрел на меня:

– Что ты имеешь в виду?

Дело было в том, что мне хотелось его ударить. Прямо в лицо, тяжелым, размашистым, болезненным ударом, от которого он опрокинется навзничь, а то и раскроит себе башку о плиту. Я часто задумываюсь, каково это – жить в более жестком мире, чем тот, к которому я привык, в обществе, где сначала бьют, а потом задают вопросы. Всегда говорят, как отвратительно насилие, и оно, безусловно, отвратительно, но бывают в нем и приятные моменты.

– У тебя с ней серьезно? – спросил я.

– Прекрати этот дурацкий пафос! – рассмеялся Дэмиан.

– Я только хотел сказать…

– Ты хотел сказать, что ревнуешь. Так, что скулы сводит. И встаешь в жеманную позу старшего, чтобы уничижительно посмотреть на меня сверху вниз и дать мне понять, что я проявляю неслыханную дерзость, лезу не в свои дела и сошел с ума, раз осмеливаюсь мечтать о том, что мне не по чину. – Дэмиан положил себе на тост еще ложку джема.

Я не мог не признать, что каждое его слово – категорическая правда. Если бы, избив его до смерти, я вызвал любовь Серены к себе, то, не задумываясь, избил бы его, здесь и сейчас. Хрясь, наотмашь! Вместо этого я применил коварный прием:

– Мне казалось, что сейчас Серена – девушка Эндрю Саммерсби.

Это мне далось нелегко.

Дэмиан стрельнул в меня глазами:

– Почему ты так думаешь?