Тени прошлого

— Конечно. Двуногие.

Накинув пальто, Картер вышел из дома. Маленький бар на авеню Колумба был самым подходящим местом для того, чтобы убить время. Женщины, обитающие в этих райских кущах, были не в его вкусе: слишком тощие, настырные и очень болтливые. Но случались ночи, когда мужчине требовалось, чтобы кто-нибудь погрел ему ноги. Ничего, что они болтливы — какая проблема! Рано или поздно все они замолкают.

А если сегодня вечером не удастся «снять» женщину, он всегда может поболтать с барменом. Картер давно уже сделал одно весьма любопытное наблюдение: в каком бы месте Соединенных Штатов вы ни оказались, везде можно найти маленький уютный бар, а в нем бармена, с которым можно всласть поболтать. Там может не оказаться ни отеля, ни ресторана, ни заслуживающих внимания женщин, но приличный бар будет всегда.

Однако сегодня Картеру нужна была именно женщина. Мысль о том, что через несколько дней он будет трахать Сюзен, возбуждала его, хотя и не возбуждала сама Сюзен. Заниматься с ней любовью никогда не было для Картера очень уж привлекательным делом, так что, возможно, сегодня у него последний в этом году шанс заполучить какую-нибудь горяченькую шлюшку.

Если все пойдет, как он запланировал, то ему придется строго соблюдать все условия до тех пор, пока он не получит свои денежки.

Глава 19

— Не понимаю, каким образом кампания по обработке общественного мнения может хоть что-то изменить, — резко заявил Даррел Хьюбенс. — Единственное, что может дать результаты, — это введение протекционистских тарифов.

Совещание проводилось в офисе Гаррисона Стоуна и было посвящено подготовке к предстоящей поездке в Лос-Анджелес. К счастью, поехать туда не отказался никто, так как в Вашингтоне в эти дни наступало затишье. Члены комитета устало слушали Хьюбенса, и в зале заседаний стояла мертвая тишина. Устами Хьюбенса говорил сам Детройт. А его электорат принадлежал преимущественно к автомобильной промышленности. Но в данном случае были затронуты и другие интересы.

— Это касается не только автомобильной промышленности, — раздраженным тоном продолжил Хьюбенс. — Насколько мне известно, некоторые японские производители компьютеров тоже не прочь выбросить на рынок свою продукцию.

— Неужели вы серьезно полагаете, что сенат и парламент примут протекционистские законы, чтобы защитить нашу промышленность, лишь потому, что мы не способны конкурировать с японцами? — полюбопытствовал Бернард Чапмен. — Мне кажется, это похоже на панику.

— Конгресс должен прислушиваться к мнению народа. Я из Мичигана, и наши люди устали от того, что на них без конца наезжают иностранцы. Правда, республиканцам из Вайоминга вроде вас это, возможно, и безразлично.

— Это не имеет никакого отношения ни к республиканцам, ни к демократам. Это понятно даже такому нью-йоркскому либералу, как я. Возможно даже, иностранцы в этом и не виноваты, Даррел, — сказал Джейсон Уэйнсток.

— Но и рабочий класс тоже не виноват. Я не согласен со всем этим вздором насчет того, что американский рабочий, мол, не способен конкурировать с японским, потому что он слишком вял и безынициативен. У нас самая лучшая рабочая сила в мире!

— Согласен, но, может быть, в этом виноваты не наши рабочие и не японцы? Вполне вероятно, что причину надо искать в чем-то другом, например, в плохой организации управления или в погоне за чрезмерными прибылями, или даже в том, что мы не позаботились вовремя о создании нужного имиджа, как утверждает мисс Тейлор. Почему вы торопитесь взвалить всю вину на импорт?

— Мне это напоминает коммунистическую пропаганду, — мрачно пробормотал Хьюбенс, окинув сидящих напротив собеседников подозрительным взглядом. Хотя Тейлор и не вела совещание, она почувствовала, что ей следует вставить свое слово и изменить опасное направление, которое по милости Хьюбенса принимало обсуждение.

— Не лучше ли предложить какое-то саморегулирование? — спросила она. — Я уверена, что каждой заинтересованной стороне понятно, насколько разрушительными могут оказаться последствия введения тарифов или других торговых барьеров.

Хьюбенс сердито фыркнул.

— Самим вводить ограничения? Кто бы это, находясь в здравом уме, стал сам себя подвергать подобному давлению? Каждый будет думать: «Пусть это сделает другой», — а сам и пальцем не пошевелит. Все они молятся одному Богу — прибыли.

— Мы тоже. Разве это не свойственно духу свободного предпринимательства? — спросил Бернард Чапмен. Но его слова, кажется, только еще пуще раззадорили Хьюбенса.

Круто развернувшись, Хьюбенс впился в Чапмена сверлящим взглядом. Очевидно, ему не понравился его саркастический тон. Но Чапмен не боялся Хьюбенса.