— С моими чувствами? — Драко поднял голову, гнев и боль сверкали в его глазах. — Мои чувства? Да мою мать еще не предали земле, когда ты трахал Грейнджер! Мои чувства! Я не могу поверить, что ты такой мерзавец, отец!
Он ожидал этого гнева. Драко боготворил мать, и Люциус знал, что будет чувствовать сын, узнав, что ее, по сути, предали.
«Черт!»
Сейчас казалось, что он и впрямь предал тогда Нарциссу. И знал, что, будучи на месте Драко, среагировал бы точно так же…
— Я понимаю, ты расстроен…
— Расстроен? Бл…! Ты действительно думаешь, что я сейчас всего-навсего расстроен? — закричал Драко, поднимаясь с дивана. — Ты трахался с Гермионой Грейнджер чуть ли на теле моей матери! Господи… Да что же ты за человек? Неужели у тебя души совсем нет?
— Я не хотел и не планировал того, что произошло! Поверь мне! Это было… Я не знаю, как объяснить тебе, потому что и сам не понимаю до конца. Неужели ты думаешь, что я сознательно и со злым умыслом лишил ее девственности? Она же была почти ребенком, возраста моего раненого сына, лежащего наверху… Ты знаешь, что я никогда не принимал участия в насилии магл и пленных. И до сих пор чувствую вину за то, что произошло тогда. Мерлин, желаю тебе никогда не ощутить моего ужаса, видя девственную кровь на теле женщины, и думая, что заставил ее быть с тобой! Мне же до сих пор кажется, будто я что-то украл у нее в ту ночь, несмотря на то, что она успокаивает меня…
Люциус провел ладонью по волосам, по-прежнему не глядя на Драко.
— Драко, я сломал этой девочке жизнь. Она училась бы дальше, сделала карьеру, вышла бы замуж за Уизли или Поттера, но из-за меня она работает в маленьком дерьмовом книжном магазине, живет в полуразрушенном домике, который меньше, чем моя спальня, и растит ребенка… моего ребенка… в одиночестве. Ты спросил: есть ли у меня душа? Знал бы ты, сколько раз я сам задавал себе этот же вопрос.
— Мне, конечно, очень жаль… Но сейчас как-то не до сочувствия, отец! Я просто не могу, прости. Ты спал с другой… ты предал мою мать и ее память… Мерлин, я не могу поверить… у тебя ребенок от другой женщины, тем более от грязнокровки! Ха! Куда, на хрен, девались твои проповеди и убеждения? К каким чертям в задницу полетело то, что ты вбивал мне в голову на протяжении стольких лет? Блестящий итог — полукровный Малфой… Браво!
Драко имел право на бушующую в нем сейчас ярость, и Люциус знал это. Знал, что заслужил ее, но как же было больно!
— Она, что, соблазнила тебя?
— Нет, — Люциус качнул головой, усмехаясь при мысли о подобном. — Конечно же, нет. Она просто пыталась утешить меня, поддержать… подставить плечо, на которое я мог бы опереться.
— О, да! Но ты сделал гораздо больше, чем оперся на ее плечо, — цинично ухмыльнулся Драко. Казалось, что он все еще не верит услышанному.
— Не смей винить и, тем более, оскорблять ее. Гермиона — удивительная молодая женщина. Она могла избавиться от Элиаса, у нее был выбор. Но предпочла полностью изменить свою жизнь, — Люциус, наконец, посмотрел на Драко и дрогнул от болезненного выражения на лице сына. — Я бы хотел познакомить тебя с братишкой, но только когда сам решишь, что готов…
— Почему Грейнджер ничего не сказала тебе раньше?
— Думаю, причины очевидны, или нет? — Люциус пожал плечами. — Теперь важно то, что я все знаю и хочу наладить отношения с мальчиком. И надеюсь, что ты сделаешь то же самое… когда-нибудь.
— Да я тебя-то видеть сейчас не могу! А уж тем более думать об отношениях с этим маленьким… с этим… — разъяренный Драко изо всех сил пытался подобрать эпитет.
— Элиас, его зовут Элиас, — прервал отец, — и не смей винить его, Драко. Злись на меня, ненавидь, если пожелаешь, но он всего лишь ребенок. И ни в чем не виноват. Он не просился на этот свет…
— О! Ну надо же! Как вдруг внезапно, папочка, ты начал проповедовать терпимость! С чего бы? Когда всю жизнь учил, да что там, заставлял меня ненавидеть людей, ни капли не повинных в своем рождении! Почему я должен слушать тебя сейчас? Ты слушал меня раньше? До чего нас, Малфоев, довели твои гребаные принципы: испорченная репутация, рабство у маньяка, смертельная угроза жизням! А я еще и маму потерял… — Драко покачал головой, и на лице его мелькнуло выражение жуткого отвращения. — Я не могу в это поверить… Не хочу верить в то, что ты мог быть таким бездушным, таким… Прости, отец. Но сейчас я даже не могу сказать, что люблю тебя…
Драко направился к двери, и Люциус не пытался остановить его. Гермиона была права — сын оказался невероятно разозлен и разочарован этой новостью. Ему необходимо время, чтобы смириться с тем, что изменило его… их жизни. Люциусу же оставалось только одно — отпустить Драко и надеяться, что он поймет и простит. Хотя бы со временем…
____________________________________________________________________