Тени прошлого. Воспоминания

Лично сам я очень скоро убедился, что попал под слежку, от которой тщетно старался скрыться. Один раз я наткнулся на какого-то господина, прятавшегося за шкафом на лестнице самой штаб-квартиры. Сам он хорошо спрятался, но его огромная рыжая борода несколько выглядывала из-за шкафа. Много лет спустя, когда с меня снимали административный надзор в Москве, я встретил у начальника охраны этого самого обладателя рыжей бороды, и он, подойдя ко мне с видом знакомого, улыбаясь, объяснил, что видел меня на лестнице квартиры Юрия Богдановича. Я спросил его: «Отчего вы меня тогда не арестовали в Москве?» Он, смеясь, сознался, что они по мне выслеживали других и никак не ожидали, чтобы я мог как-то исчезнуть от них. У Судейкина была действительно тактика не торопиться с арестами. Он был уверен, что при хорошей слежке намеченная жертва все равно не уйдет от него. Да если и уходила иногда, он не огорчался: «Походит, поскрывастся да где-нибудь и объявится непременно». У него было правило: «Нужно надеяться на человеческую слабость, ни у кого не хватит терпения долго осторожничать».

Как бы то ни было, я, выработанный в дисциплине старого исполнительного комитета, принципиально осторожный и на все обращающий внимание, в январе 1882 года несколько раз замечал за собою слежку. Один раз, возвращаясь ночью домой (я жил тогда в меблированных комнатах в доме Обидиной на Петровке), я заметил в окне своей комнаты свет. Когда я поднялся наверх и стал расспрашивать горничную, зачем она ходила ко мне, она с видимой правдивостью уверяла, что совсем не входила. Однако свет был, значит, кто-то был в комнате. Я решил принять меры. На другой же день я съехал с квартиры якобы за город и после небольшой прогулки в Сергиеву лавру возвратился и уже под другим паспортом поселился на Знаменке (против Румянцевского музея). Здесь я поселился с женой. Однако оказалось, что мои хитрости не привели ни к чему. За перегородкой моей комнаты поселились два каких-то подозрительных субъекта, которых я стал замечать за собой на улице. Наконец однажды ночью они себя окончательно ра-зобличили. Они пришли домой поздно и, должно быть, не знали, что я дома. А я лежал тихо, без свечи, на своей кровати. И вот я услыхал сквозь перегородку их тихий разговор обо мне, о том, куда я хожу и какими путями стараюсь загладить свой след, когда возвращаюсь домой. Итак, я увидел, что нахожусь под серьезнейшей слежкой.

С этим нужно было покончить радикально. Не доверяя никому в окружающей среде, я решил скрыться ото всех, нырнув так, чтобы обо мне никто ничего не знал. Не съезжая с квартиры, чтобы не взбудоражить своих шпионов, я взял у Златопольского (он был еще в Москве) новый, очень хороший паспорт, запасся деньгами у него же и у моего покойного брата, переменил на стороне костюм, отправился прямо на Нижегородский вокзал и покатил в Нижний

Новгород. Все это я проделал, стараясь не терять ни минуты времени, чтобы к следующему дню от меня не осталось в Москве никаких следов.

Это маленькое предисловие я делаю для того, чтобы объяснить, каким образом пришлось мне спасаться бегством в глубине России. О моем отъезде знали только Оловеникова и Златопольский, верные товарищи по старому исполнительному комитету. Кстати сказать, Мария Николаевна по обнаружении шпиона на своей лестнице и сама покинула квартиру, а Богданович досиделся до того, что его арестовали.

II

Я двинулся в путь с женой, наметив себе конечным, пунктом Казань. На всей этой линии у нас не было ни одного агентурного кружка, а у меня лично не было и никаких знакомых, так что я не рисковал соприкасаться ни с какими революционными элементами, исключая разве какие-нибудь случайные встречи. Жену я не хотел бросить одну, да присутствие ее было даже очень полезно, придавая мне обывательский, семейный вид. Для полной замаскировки какого-нибудь политического характера в себе я решил выдавать себя за молодого ученого, исследователя быта, верований и юридических обычаев инородцев Средней Волги. Соответственно с этим я даже составил очень недурную программу своих исследований, понятно, не для того, чтобы сделаться действительно этнографом, а для того, чтобы уметь выдержать принятую на себя роль в случае каких-нибудь дорожных расспросов. В то время повсюду шныряло множество шпионов, и нужно было, чтобы я при какой-нибудь случайной встрече ничем не возбудил в них подозрительного внимания.

Итак, я пустился в путь, и несколько недель, на которые растянулось мое странствование, составляют одно из лучших воспоминаний в жизни. Я чувствовал необычайную легкость на душе, сделавшись простым обывателем, оставивши политику далеко за спиной. В довершение все путевые впечатления на этом пути были для меня совершенно новы, начиная с самого Нижнего Новгорода.