Тени прошлого. Воспоминания

Я был корреспондентом «Санкт-петербургских ведомостей». В то время излюбленным местом журналистов было одно кафе на Монмартре. Сюда мы заходили и днем, а уж особенно вечером, обменивались добытыми сведениями, писали тут же свои корреспонденции, а парижские журналисты — статьи, которые относили в редакции, брали там корректуры и возвращались в кафе править их. На Монмартре было тогда много газет. Зайдя днем в кафе, я узнал сенсационную новость, что толпы народа пробиваются куда-то на улицах и переулках между Мадлен и Тюильрийским садом. Прибывшие оттуда журналисты рассказывали, что идет порядочная свалка с полицейскими отрядами. Я немедленно отправился туда осмотреть, что делается, так как очевидно было, что толпы пробиваются или на плошадь Согласия, то есть к палате депутатов, или на Елисейские Поля, то есть к Греви. Нужно сказать, что присутствовать на таких крупных драках толпы с полицией — весьма тяжелая обязанность для корреспондента. Для осмотра большого пространства нужно переходить с места на место, сквозь толпу и сквозь полицию, причем можно пострадать от обеих воюющих сторон. Нередко невозможно выбраться из толпы, и ее густой поток увлекает совсем не туда, куда хочешь, а при своих атаках полиция, понятно, бьет не разбирая, кто под руку попадет. Прибыв на место, мне посчастливилось сначала влезть на верх трамвайного вагона, откуда было хорошо видно большое пространство, но движение трамвая было прекращено, и нас прогнали из вагона. Пришлось вмешаться в толпу, стараясь держаться все-таки ее тыловых частей. Общая картина столкновения скоро вполне уяснилась.

Народ наступал широким фронтом по всем улицам и переулкам, здесь, около Сент-Оноре, довольно перепутанным. Полиция также повсюду преграждала дорогу. Положение обеих сторон было сначала пассивно, и между ними всюду оставалась полоска пустого пространства, которую не переходили ни с той, ни с другой стороны. Только время от времени небольшие авангардные группы, человек по двести, из самой свежей молодежи, с громкими криками пытались быстрым натиском форсировать нейтральную полосу, но навстречу им тотчас бросались отряды полиции, и при первом же столкновении эти маленькие толпы моментально пускались наутек. Полиция била кастетами жестоко. Большие же толпы стояли неподвижно, все более скопляясь и как бы высматривая наиболее слабое место для прорыва. В действиях толпы уже чувствовалось нечто сознательное, какая-то направляющая рука.

Наконец полиция, видимо, почувствовала, что дальнейшее пассивное преграждение пути становится опасным. Если бы народ, выбрав место для удара, бросился густой толпой, то сравнительно малочисленная полиция была бы, конечно, смята и прорвана. И вот она решила перейти в наступление. Слева от нас, кажется по улице Сент-Оноре, внезапно послышались крики, и густая толпа народа сразу бросилась назад, но уже все более разрываясь на две части. Через несколько мгновений, как бы вклиниваясь в толпу, за ней показалась атакующая колонна полиции.

Для рассеяния толпы полиция строится в Париже треугольной колонной, «свиньей», как выражались у нас в древности, и передним острым клином прямо врезывается в народ, колотя направо и налево кастетами, если дело не дошло до необходимости сабель. Тактика предводителей толпы и полиции в этом случае противоположна. Толпа, если необходимо отступить, старается отбежать всей массой, чтобы не разбиться на части. Полиция имеет задачей, наоборот, именно размельчить толпу и разогнать ее мелкими частями во все стороны. Преследуя далее эти группы, полиция уже покидает клинообразный строй, гонится просто линией, а потом и мелкими группами, так что в конце концов бывшая густая толпа совершенно распыляется и народ врассыпную разбегается куда глаза глядят. Эта тактика была пушена в ход и теперь. Всюду показались клинообразные отряды, всюду разрезывая толпы и не допуская им отступать в виде масс, которые бы могли снова перейти в наступление. Народ разбегался, пришлось и мне, понятно, удирать, выбирая наиболее безопасные места. При первой возможности я вскочил в ресторан.

В этот день толпы всюду были рассеяны. Но это не могло никого успокоить. Назавтра же движение могло возобновиться в удесятеренных размерах, с более обдуманными и опасными планами. Могли подняться и с оружием. Министры и депутаты всячески давили на Греви, чтобы вырвать у него отставку, а он упорно отказывался. Между тем дня через два общие опасения оправдались в очень страшном виде.

Рано утром я отправился в палату депутатов, обещая семье возвратиться к завтраку, так как рассчитывал найти в Palais Bourbon обычную канитель: полное законодательное бездействие и тщетные посылки к Греви убеждений избавить отечество от своего президентства. В палату я вошел вполне свободно, на улицах и по набережной самое обычное движение. В палате уже было множество депутатов, толпа журналистов не столько в ложах, где делать было нечего, а