Но эта посредственность лица, конечно, исчезала при параде. Буланже был высокого роста, плотен, строен. На коне, в мундире, в шляпе с плюмажем, особенно при разных регалиях, он был чрезвычайно эффектен. Он выдавался крупным, ярким пятном на линии войск, заметный, легко отличимый. Военная привычка командовать придавала его лицу повелительное выражение, совершенно исчезавшее в обстановке гражданской и домашней. Лично он был храбрый офицер, умело распоряжавшийся в небольших операциях. В крупных он никогда не бывал. Свою военную среду он знал и любил, умел хорошо обращаться с солдатами. Его любили в армии. Он был силен, вынослив и, став министром, имел всего сорок восемь лет от роду. При близком знании характера французского солдата, каким был и сам, Буланже имел достаточно ума для того, чтобы понять умное и глупое в военных уставах, и все, сделанное им в этом отношении, было целесообразно. Реорганизация войск республики была произведена сначала в виде рабского подражания прусскому уставу. Буланже произвел ряд изменений. Так, например, он сильно увеличил дистанцию, с которой подвигающиеся перебежками войска бросаются в атаку. Немец боится рисковать под пулями, а пылкий француз с увлечением перебегает дистанцию, приводящую наступающего немца в смущение. Да и все реформы Буланже, более сложные и крупные, были умны и удачны. Надо только сказать, что они задуманы и совершены рядом талантливых штабных, особенно генералом Мирибелем10
, который официально стоял на втором плане иерархии только потому, что был убежденным орлеанистом, тогда как другие генералы оставались бонапартистами. Между тем Буланже считался республиканцем. В действительности он не имел никаких ясных политических убеждений. Что касается реформ, его заслуга состоит в том, что он не помешал работе Ми-рибеля. Слава же досталась вся генералу Буланже, даже в армии, не говоря уже о Франции.Моментом, когда Франция окончательно почувствовала в Буланже своего героя, было дело IIIнебеле. Шнебеле, эльзасец ролом, был пограничным французским чиновником и под прикрытием этого — ловким военным шпионом. Выследив эту роль его, пруссаки много раз старались захватить его, но Шнебеле оставался неуловим и ускользал из их рук как угорь. Наскучивши этой бесплодной игрой, пруссаки захватили его на
Буланже сразу вырос в народные герои. Франция, со скрежетом зубов привыкшая унижаться перед пруссаками, впервые почувствовала себя снова самостоятельной. Это была как бы победа над грозным соседом. И все это сделал «le brave général Boulanger».
Армия тоже радостно всколыхнулась. Пруссакам не только сбили спесь, но это сделали не правительственные штафирки, а свой брат военный, даже не считаясь с ними. Давно бы пора так действовать. Молодец Буланже.
В правительственных сферах, разумеется, чрезмерная независимость военного министра могла, наоборот, возбуждать только подозрительность. Буланже, быть может, плохо сознавал, что делает, но он и вообще в своих заботах об армии держал себя скорее как какой-то представитель армии перед правительством, чем министр, во имя правительства и по его указаниям управляющий военными силами. Он давил на правительство во имя интересов армии, очень мало заботясь об интересах правительства. Он был более солдат, чем правительственный деятель.