Тени прошлого. Воспоминания

«Да голубь… Вот он спустился. Неужто ты не видишь?»

Никакого голубя не видела она, и его не было в комнате, а если бы и был, то как бы его мог увидеть слепой? А он все повторял:

«Да посмотри же, Вот спускается голубь…»

— Не правда ли, странно? — спрашивала меня Ольга Алексеевна, передавая этот случай. — Что бы это могло быть?

Я, разумеется, не знаю и не знал. Это не был бред, потому что Александр Алексеевич оставался в сознании. Какое-то внутреннее созерцание умирающего, непонятное для окружающих.

Новиков А. И

Вспоминая об А. А. Кирееве («Последний могикан»), я сказал несколько слов о его племяннике, Александре Ивановиче Новикове¹. Но это был такой типично русский образчик времен ликвидации старого строя, что о нем стоит сказать несколько подробнее.

Во Франции я впервые услыхал от медиков выражение les nerfs russes — в смысле больных, возбужденных нервов — и только тогда подумал, до какой действительно степени русские нервы ненормально возбуждены и в какой резкой противоположности с нервами отцов. Вот хотя бы этот Александр Иванович: что-то феноменально неврастеничное. И откуда взялось? Отец его, Иван Петрович, был, насколько знаю, типичный чиновник, без всяких порывов и увлечений. Мать, Ольга Алексеевна, — конечно, очень живого характера и увлекающаяся по темпераменту, но вполне здоровая, жизнерадостная, с ясными целями жизни. Сын вышел каким-то психопатом.

Физически это был очень крепкий, здоровый человек, высокий, плечистый, румяный. Воспитание получил в Катковском лицее, где старались развивать гармонически все способности: тут была и гимнастика, и музыка, и классическая система образования. Способности у Александра Ивановича были замечательные и самые разносторонние. Он вышел очень образованным человеком, много знал, много читал. В довершение всего он был в высшей степени честным, благородным, проникнутым сознанием своей обязанности служить на пользу людям. И изо всего этого получилась жизнь, которая разрушала все, к чему он прикасался, и ничего не создала, по крайней мере, ничего такого, что было нужно кому-нибудь. Что он ни начинал, он доводил до абсурда, а потом бросал, чтобы начать нечто новое, доводимое до таких же абсурдов. Получалась какая-то полная фантастичность и дисгармоничность.