Тени прошлого. Восставшие

Файдар передал арычнику суть разговора с майором АНП.

Тут уже выругался Мустафа:

– Какие подонки. Откуда в Урдуне могли быть талибы?

– Шайтан их знает. Поеду в Кабул за Иман и Гульрой, надо похоронить их по-человечески, а то души маются на этом проклятом свете.

– Да, езжай!

– Ты остался один из самых близких моих товарищей, прошу, зайди к имаму и договорись о похоронах.

– Хоронить сегодня будем?

– Думаю, да. Сейчас утро, через час мы с Гафаром будем в морге, еще час на формальности, полчаса назад, к 11 часам ввернемся. На подготовку трех часов хватит, ну пусть четырех. До захода солнца похоронить успеем. А нет, тогда завтра.

– Хоп. Ты езжай, Видад, а я тут все организую, навещу имама, подберу мужчин, они приведут своих женщин, ведь хоронить будем тоже женщин, у имама все необходимое есть. Скажу, что к двум-трем часам вы привезете тела.

– Да, спасибо.

– Только поторопись. Не дело долго держать тела, которые должны лежать в могилах.

– Хоп!

Через полчаса Файдар с сыном выехали из кишлака, а в селении Мустафа поднял людей, начались хлопоты, связанные с похоронами.

В морге они действительно долго не задержались. Останки жены и дочери Файдара были упакованы в гробы. У мусульман не принято хоронить в гробах, ибо тело покойного должно касаться земли. Но в случаях насильственной смерти, когда тело расчленено или разложилось до неузнаваемости, запрет теряет особую силу.

Крышка была открыта, и Файдар увидел лицо жены, голова – это все, что от нее осталось, посмотрел на дочь, у той сохранилась верхняя часть тела. Лица у обеих спокойные, умиротворенные. Гафар плакал.

Файдар попросил сына:

– Надо спешить, Гафар.

Они закрыли гробы, расписались в каких-то бумагах и вынесли гробы. Они были легкими. Уложили в кузов пикапа.

В 10:30 отец и сын вернулись в Кундар.

Около дома толпа. Внутри руководила всем жена Гафара, Гела.

Во дворе распоряжался Мустафа, где насыпать песок, где подготовить место под носилки.

Он помог вытащить гробы, их занесли в дом, куда пришли женщины селения.

Мустафа сказал:

– Законы не запрещают хоронить насильственно убиенных и сильно изуродованных мусульман в гробу, но все же, Видад, это как-то не по-нашему.

– Ты хочешь, чтобы на носилках лежала только голова Иман?

– Мы закроем края носилок. Но все сделаем, как положено. Саваны здесь, лифофы тоже, могилы роют, травы и благовония, розовое масло принесли. Платки – химоры – тоже. Все уже здесь. Имам будет в два часа, но можно и сейчас позвать.

– Зови. Нет сил смотреть на все это.

– Не говори так, Видад. Твоя жена и дочь уходят в лучший мир. Там нет войны, там нет распрей. Вечный покой. Что может быть лучше?

– Ничего, но не так рано.

– Здесь ты прав. Но на все воля Всевышнего.

– Что, ему так потребовались мои близкие?

– Не богохульствуй, брат.

– Нет, ты ответь, и те, что погибли в Урдуне, срочно потребовались Всевышнему?

– Видимо, он наказал нас за что, что ослабили веру, за то, что допускаем отступления от нее.

– Мы отступаем, а талибы нет?

– Все, Видад, не будем об этом. О превратностях судьбы и воли Всевышнего можно говорить бесконечно и так ни к чему не придти. Нам не дано знать, что правит миром, более того, что Создатель сам дозволяет знать. А значит, и споры бесконечны.

– Хоп. Прекратили.

Началась процедура похорон. Останки Иман и Гульру омыли, постелили лифофы, в изоре надобности не было. Накрыли у Гульры грудь хиркой, у Иман просто постелили там, где должна была быть грудь, головы подняли, положили платки – химоры, их подвернули под головы.

Имам прочитал молитву.

Носилки подняли мужчины и направились к кладбищу. Там уже были готовы могилы. Женщины по обычаю разместились на возвышенности за пределами кладбища. Имам вновь читал молитвы, затем тела, останки тел, опустили в могилы, мужчины бросили горсти земли. Вскоре выросла ровная куча земли, как требуют правила, выше уровня земли на четыре пальца. Могилу полили водой. Имам вновь прочитал молитву, и на этом похороны завершились. Все пошли к дому Файдара, где были выставлены скромные угощения. День прошел быстро. Вечер наступил быстро, стоило сесть солнцу, как сумерки окутали местность, а за ними и мгла. Такая же мгла была на душе и у Файдара. Он не смог уснуть. Всю ночь сидел на топчане внутреннего двора и курил одну сигарету за другой, о чем-то напряженно думая. И только как забрезжили утренние сумерки, он встал, проговорив:

– Да будет так.

Вошел в дом. В 7 часов, когда семья сына была на ногах, он забрал ключи от пикапа у Гафара.

Сын встревожился:

– Извини, отец, могу я знать, куда ты решил направиться?

– В Кабул.

– К своим друзьям?

– Да. А ты готовь поминки третьего дня. К ним я вернусь.

– Ты так долго намерен пробыть у друзей?

– Гафар! Не надо задавать подобных вопросов старшим и особенно своему отцу. Такова моя воля, или ты решил, что можешь обсуждать мои действия?

Гафар опустил голову:

– Извини, отец, я за тебя беспокоюсь.

– Это напрасно, сын. Занимайся подготовкой поминок, обо мне не думай.

– Легко сказать, не думай. Ведь я вижу, ты что-то задумал.

Файдар посмотрел на сына:

– Мне повторить сказанное?

– Извини еще раз!

– До свидания.