Тени прошлого. Восставшие

– Я говорю вам десятый раз, кишлак Урдун подвергся бомбардировке американскими самолетами. У нас десятки, если не сотни, погибших, много, очень много раненых, срочно высылайте машины «скорой помощи». Много машин. Кого-то еще можно спасти. И сообщите о произошедшем в администрацию президента. Что?.. Это не я сошел с ума, глупцы, это вы лишились разума… Не может быть? Так приезжайте, шакалы, сами в селение, все собственными глазами увидите… Кого оскорбил?.. Да мне плевать. Спасайте тех, кого можно спасти…

Он отключил телефон.

К Павару, Фади, Гафару и Файдару подошли трое мужчин:

– Братья, помощь нужна?

– А? – посмотрел на него Павар. – Нет, справимся, осмотритесь во дворе, может, выжил кто!

– Здесь уже нет, как и на соседней улице. Там собрали шестьдесят трупов, из них сорок мужчин, остальные женщины и дети. А тут? Во дворе около двадцати трупов, сколько было в доме, неизвестно.

– И все же посмотрите, может, кого придавило и спасло от осколков, может, кто-то пострадал, но жив и без сознания, смотрите, братья, все тела смотрите.

– А вы кто есть? – спросил один из них.

Ответил Гафар:

– Меня не знаете?

– Тебя знаем, ты брат невесты… жены Карима.

– Ну а эти мужчины, – друзья моего отца, мои друзья.

– Извини, брат, извините, братья. В селении с вечера были незнакомцы, подумал, из них вы.

– Кто такие? – спросил Павар.

– Не знаю, – ответил молодой афганец.

– У них были лошади?

– Да.

– У кого останавливались?

– Вроде у Рашида Умбара, точно не знаю. Да и какая разница? Он торговец, к нему часто приезжают.

– Понятно. Смотрите тела, братья.

Где-то через час появились первые «скорые» и полицейские. С ними журналисты западных СМИ. Они без всяких эмоций снимали на камеры место бомбардировки, о чем-то лепеча в микрофоны на английском и французском языках. Потом уехали к лесному массиву.

Полицейские выполняли роль статистов, и только медики хоть что-то делали. Они тяжелых раненых грузили в машины, и те с сиренами уходили в Кабул, средним и легким оказывали помощь на месте. Прибыл специальный рефрижератор с командой афганских солдат. Те стали грузить в холодильную камеру останки трупов. Никаких мешков, контейнеров. Что находили, то и забрасывали в рефрижератор. Файдара друзья вывели к своей машине. Усадили на заднее сиденье, Дугани включил климатическую установку. Гафар находился у рефрижератора. Павар открыл бардачок, достал оттуда бутылку водки, завернутую в плотный кусок войлока, облил водой из термоса, поставил под кондиционер.

– Как знал, что пригодится.

– Налей, – сказал Файдар.

– Подожди, капитан, остынет, налью, сейчас ее пить невозможно.

Видад закурил сигарету.

Протер мокрым полотенцем лицо, все в синяках и ссадинах.

– Вот так, мужики. Была семья – и нет семьи.

Дугани проговорил:

– Сочувствую, капитан, но у тебя семья сына осталась, внук. Только ради этого надо жить.

– Мы жили, когда служили, потом выжили в плену, затем существовали здесь, кто как мог. Привыкли. Кто из нас был счастлив? По настоящему счастлив?

Павар и Дугани промолчали.

– Вот и говорю, война сломала нашу жизнь. Плен, унижения, новые условия, а все самое лучшее там, на севере. В России, в Союзе осталось. Но все-таки мы привыкли. Дрались с талибами, когда они налетели стаей на Афганистан, круша на своем пути все, что еще оставалось от древней цивилизации. Отбились. Пришли американцы, с ними их марионетки из НАТО. Коалиция, мать ее. Но тогда думал, что натовцы поведут себя, как мы в восьмидесятые. Хоть какой-то порядок наведут, хоть что-то для людей сделают, как мы строили школы, больницы, дороги, тянули свет в кишлаки, строили заводы, фермы, жилые кварталы в крупных городах. А вышло как? Американцам Афганистан нужен только для того, чтобы насолить России. С талибами они воюют, армию афганскую создают по натовскому образцу. Да хрен там, – перешел Файдар на русский язык и вновь вернулся к местному, – талибы весь юг держат, а янки сидят в своих фортах и убивают, калечат афганцев. Разве в восьмидесятые здесь кто-то мог купить синтетическую наркоту? Да героина не было, лишь марихуана. А сейчас? Да что говорить. Они убили мою жену, мою дочь. Они мою душу убили.

Водка охладилась быстро. Проверенный способ: завернутая в мокрый войлок бутылка на ветру быстро охлаждается.

Павар взял емкость, снял чехол, достал из бардачка складной стаканчик, налил сто пятьдесят граммов, протянул Файдару:

– Выпей, капитан!

Видад выпил, не поморщившись, и тут же прикурил следующую сигарету.

Подошел Гафар, постучал в окно.

Открыл Дугани:

– Садись, парень, на переднее место.

Гафар подчинился. В руках он держал сверток.

Файдар спросил:

– Ну что?

– Всех погрузили. Мать и сестру я сам. А это, – развернул сверток, в котором блестели золотые украшения, – снял.

– Зачем?

– Затем, что солдаты, прежде чем останки в рефрижератор бросать, осматривали их и все ценное забирали. У них полные карманы украшений, а офицер только ухмыляется. Долю свою потом возьмет. И это тоже афганцы, наши братья, – не видел бы, не поверил. Затем и снял с Гульры украшения. Чтобы мародерам не достались.

Спросил Павар: