Тени сна (сборник)

Татьяна помыла начищенный картофель и высыпала его в кастрюлю.

— Слушай, — спросила она, — в городе есть где-нибудь обменный пункт? У нас осталось немного наших купонов…

— Нашла у кого спрашивать, — пожал я плечами. — Впрочем, вряд ли. Год назад ваши фантики еще пользовались спросом, когда через границу все, кому не лень, возили товары. Сейчас даже проезд не окупается.

Татьяна села рядом и положила руки на стол.

— Ты уж извини, что мы к тебе так — как снег на голову… Надеюсь, долго стеснять не будем. Завтра пойдем в Центр по делам беженцев — у нас и направление есть, — где-нибудь устроимся.

— Насчет работы — не знаю, а вот с жильем помогут вряд ли, — разочаровал я ее. — Но не переживай и не бери дурного в голову — не выгоню, — пошутил я. — Как-нибудь разместимся.

Я накрыл ладонью ее руку и пожал. Хотел подбодрить, хотя сам не представлял, как мы будем выкручиваться. В Центр по делам беженцев я не верил.

Ее рука под моей ладонью неожиданно оказалась холодной и каменной. Я поднял взгляд и увидел, что Татьяна напряглась. Глаза ее смотрели в сторону и в никуда, а лицо медленно заливала краска. У меня екнуло сердце, и руки тоже стали холодными. Совсем как когда-то. Словно юность вернулась, и не было между нами двадцати пяти годов.

Дверь на кухню отворилась, и вплыла Елена, закутанная до пят в мой халат.

— Воркуете, — безразлично констатировала она и зевнула. Была она заспанной и нечесаной. — Что у вас тут варится? — сунула она нос в кастрюлю.

Татьяна окончательно покраснела и высвободила свою ладонь из-под моей.

— Нам есть что вспомнить, дочка, — глухо проговорила она.

— Даже? — В равнодушных глаза Елены отразилось удивление. — А отец в курсе?

— Картошку есть будешь? — вместо ответа спросила Татьяна.

— Буду. А с чем?

— С хлебом и солью, — сказал я.

Елена поджала губы. Кажется, я был прав в своем первоначальном определении — на нюх она меня не переносила.

— Если будешь — иди умойся, — приказала Татьяна, и Елена молча ретировалась в ванную комнату.

Татьяна встала и, открыв сушильный шкаф, начала выставлять на стол тарелки.

— Сейчас мы поедим, — не глядя на меня, проговорила она, — а потом ты сходи, пожалуйста, и купи капусту, лук, свеклу и подсолнечное масло. Я борщ сварю.

Но я прекрасно понял, что не только это она хотела сказать.

— Лучше сходим вдвоем, — наперекор ее желанию возразил я. — Как видишь по картошке, я не очень-то в овощах разбираюсь.

Я достал из кармана деньги и положил на стол.

— Это у тебя все?

— Пока да, — беспечно ответил я, ставя на огонь чайник. Елена была права — без масла вареной картошкой можно подавиться.

Татьяна нарезала колбасу, разложила по тарелкам сваренную картошку и позвала Елену.

И мы сели есть. Гости ели с трудом — сразу видно, что не по ним такая пища, зато я проглотил свою порцию с превеликим удовольствием. И осоловел, словно принял сто граммов.

Татьяна заметила мое состояние.

— Спасибо, — поблагодарила она, забирая деньги со стола. — Сейчас мы с Еленой сходим в магазин, а ты, уж будь добр, помой посуду.

«Вот так вот, — подумал я. — Впрочем, ведь ты другого и не ожидал…»

Проводив Татьяну с дочкой, я помыл посуду и притащил из комнаты на кухню надувной матрас. Кошка, почувствовав отсутствие гостей, выбралась из-за холодильника и неотступно ходила за мной, постоянно путаясь под ногами.

— Понял, — наконец сообразил я, вытащил из-под мойки ящик с мокрым песком, вынес его в коридор и вытряхнул в мусоропровод. Затем набрал из ведра на лоджии сухого.

Шипуша встретила мои действия одобрительным мурканьем. Что-что, а поесть, поспать и пос… она любила. И к последнему относилась весьма капризно. Словно философ, раз и навсегда усвоивший, что дважды в одну воду не войдешь, она дважды на один и тот же песок не садилась. Говорят, что домашние животные перенимают у своих хозяев не только их привычки, но и психологию. Поэтому я, подтрунивая над собой и Шипушей, объяснял ее «философский» подход к проблемам туалета не моей чистоплотностью, а заумными exercices exegesis*, которые частенько вводил в свои произведения. *exercices (фр.) exegesis (лат.) — упражнениями в объяснении и толковании литературных текстов.

Накормив кошку колбасой, я снова сменил ей песок и, не найдя другого занятия, сел за стол и стал ждать возвращения гостей. Но послеобеденная осоловелость куда-то подевалась, и уже через пять минут я не находил себе места. Не получалась у меня бездеятельность — настолько привык загружать голову работой, что бездумное ожидание выводило из себя. Тогда я прошел в комнату и попытался воспользоваться привычным наркотиком — телевизором. Но и его хватило ровно на пять минут. По «ящику» шла реклама собачьих консервов, и мне сразу вспомнилось, как на моих глазах один уличный торговец-краснобай расхваливал сухой корм для собак «peddygree pal». Причем самым весомым аргументом было то, что эти сухарики чрезвычайно хороши с пивом!