Тени сна (сборник)

Все-таки остатки человеческого достоинства у меня еще сохранились, потому как видеть, что к собакам в нашем «новообращенном мире» относятся лучше, чем к людям, я не мог. Не став переключать программы, боясь наткнуться еще на что-либо подобное, я выключил «ящик», взял в комнате начатую рукопись и по старой привычке сел с ней за стол на кухне.

Земля дрожала. Дрожала странной, размеренной дрожью, будто кто-то вбивал в нее сваи. Но по мере того, как дрожь усиливалась, Жилбыл понял, что это чьи-то шаги. Кто-то несуразно огромный, как гора, шел по лесу. Мимо Летописца промчалась, объятая ужасом, стая ласков, за нею, вывалив до земли язык и загнанно хрипя, пробежал топотун. Бежал он напролом через кусты и буераки, и пена из его пасти летела во все стороны.

— Верлиока, Верлиока! — полной ужаса разноголосицей захлестнуло лес.

Жилбыл оцепенел, мгновенно поняв, что от надвигающейся беды бегством не спастись. Шаг Верлиоки был воистину семимильным, и кому суждено попасть под его ступню — тому не уйти. И точно — огромная скала опустилась с небес совсем рядом, как травинки смяв деревья, и глубоко, словно в болото, погрузилась в землю. Последний шаг Верлиоки сотряс почву с такой силой, что Жилбыл не удержался на ногах и упал на колени. И он не увидел, как из низких облаков стремительно опустилась громадная рука. Она схватила Летописца как блоху и вознесла в облака.

От сумасшедшей скорости и дикой боли от сдавливавших его каменными глыбами пальцев Верлиоки Жилбылу стало дурно. Но тут подъем прекратился, хватка пальцев чудовища ослабла, и холодная морось облака привела Летописца в чувство. Облачный туман был таким густым, что только по темному пятну в нем Жилбыл догадался, что Верлиока его разглядывает.

— Козявка! — раскатами грома прогрохотал голос Верлиоки, и вихрь его дыхания разметал в клочья туман, открыв взору Жилбыла лицо великана. Но было оно настолько громадным, что Летописец увидел лишь горящий красным огнем единственный глаз и безобразный утес носа, поросший, как кустарником, дремучими спутанными волосами. В чаще волос деловито копошились какие-то белесые твари с огромными клешнями.

— И че-го Го-су-да-ры-ня с то-бой цац-ка-ет-ся?! — пророкотал Верлиока. — Раз-да-вить бы меж-ду паль-ца-ми, чтоб и мес-та мок-ро-го не ос-та-лось…

И снова захватило дух у Летописца — он пронесся сквозь облако, увидел стремительно надвигающийся холм Государыни и от страха закрыл глаза. Но у самой вершины холма Верлиока задержал руку и разжал пальцы. И Жилбыл упал на четвереньки на верхнюю ступеньку лестницы.

— Так и стой! — чванливо заскрипел старушечий голос.

Летописец открыл глаза и поднял голову. И содрогнулся.

Сбылась его мечта — он наконец-то добрался до вершины холма Государыни. Но не так он себе представлял это. В унизительной позе побитой собаки он стоял на четвереньках перед троном, и у самого лица мерно раскачивался грязный стоптанный башмак Черной Государыни. Правая хрустальная туфелька Белой Государыни стыдливо пряталась под трон.

Жилбыл задрал голову и впервые увидел вблизи свою двуликую властительницу. Черный левый глаз старухи сверлил его холодным огнем, а голубой правый вечно юной принцессы был затуманен слезой.

— Почему не работаешь, червь?! — злобно прошамкала Государыня левой половиной рта, в то время как правая скорбно поджалась. — Иль думаешь, что Упырь тебя не сварил по доброте душевной?

Старуха захохотала, словно закаркала, и черные листья мертвого плюща на левой половине арки металлически заскрежетали на ветру, а пожелтевшие листья вечнозеленой лозы на правой половине мелко затрепетали.

— Не знает Упырь доброты, и души у него нет! — прошипела старуха.

— Но… что я должен делать? — не понимая, выдавил Летописец.

Левый глаз прожег его насквозь.

— Писать! — прошипела старуха и стала ронять из угла рта слова. Словно капли яда. — Историю. Моей. Страны. Так. Как. Я. Того. Желаю!

С огромным трудом Летописец оторвал взгляд от глаза старухи и перевел его на лик Белой Государыни. В правой половине лица Государыни не было и кровинки. Застывший мрамор, а не лицо. И только живая слеза катилась по скорбному лику.

Желтый лист сорвался с лозы и медленно спланировал на землю. И это был ответ на немой вопрос Летописца. Осень пришла в страну вечной весны. Время скорби.

— Иди и пиши! — каркнула Черная Государыня и толкнула Летописца ногой.

И он покатился по ступеням…

«Что ж, неплохо, — подумал я, перечитав концовку. — А с желтым листом — вообще находка…»