Она выросла на сказках о домовых и кикимор, о бесстрашных богатырях, силу которых не мог преодолеть простой люд. Легенда о стражах Круга, великих хранителях, была одной из любимых, хоть большинство полагало, что это не больше, чем красивая история. Мирослава сама так считала, пока не увидела в центре деревни нежданных гостей. Хранитель Южных земель в голове людей всегда ассоциировался с крепким мужчиной в дорогих одеждах, нередко его рисовали с косой или серпом, реже с мечом и щитом, как символ защиты и процветания Лукоморья.
Мира знала, что территория Лукоморья с плодородными землями и удачным положением в прошлом принадлежала пустынным кочевникам, а до этого была захвачена жестоким народом детей гор, в чьих венах вместо крови протекает лед. После четырехземельной войны, когда закончилось кровопролитие, выживший князь созвал людей и отстроил новую столицу, именуемой Серпоховом, на берегу реки Людвы. По слухам, в сотворении города участвовал сильный колдун, иначе как объяснить, что за прошедшие столетия в городе не было ни одного пожара?
— Нет смысла смотреть в прошлое, когда можно рассмотреть будущее, — раздался тихий голос шамана. Мира вздрогнула от неожиданности, и потупил взор. Непозволительно с её стороны рассматривать мужчину, да тем более опытного колдуна.
— Вы прочитали мои мысли? — осторожно спросила она.
— Если думать слишком громко, то мысли превращаются в крик.
Захлопав глазами, Мира уставилась на шамана, забыв про смущение. Раз она так громко думает, то, сколько же мог узнать о ней шаман? Щеки заалели ярче, когда мужчина, наконец, встал, открывая глубокие карие глаза:
— Через полчаса выдвигаемся к Лукоморью, вечером вернем тебя семье, — сказав это, он пошел к пещере, скрываясь из вида. Мирослава обняла себя руками, сдерживая новый поток слез. Если её вернут в деревню, то клеймо позора ляжет на неё до самой смерти. Она не то, что замуж, со двора не сможет выйти!
Эти мысли были такими горькими, что ни о чем другом она не могла думать. Даже когда из пещеры вышел Шуя, потягиваясь в лучах солнца, она не обратила на него внимания. Шаман вышел следом за ним, держа в руках походные мешки, их глаза встретились, но Мира не смогла прочитать в них сострадания. Они двинулись в путь, оставляя позади себя желтые пески и безжизненную пустыню.
Шли молча, почти не останавливаясь, бредя по твердой земле. Мирослава уже не рассматривала пути бегства, сама понимая, что не выживет одна в жестоких землях солнцеликого божества. Оно было страшнее зверя, и убить его нельзя.
Шуя сбавил шаг и пристроился к ней рядом, аккуратно толкая локтем:
— Чего нос повесила, домой что ли не хочется?
— Не хочется! — буркнула она со злостью и уже хотела отвернуть голову, перекинув тяжелую косу на другое плечо, но тут же вспомнила, что и её теперь нет с ней.
Шуя засмеялся, тихо и хрипло, совсем не как мужчины в деревне. Те, если и решили посмеяться, делали это так, что слышно было на всех концах. Они не сдерживали себя, как того требовали от других. Отец бы вмиг напомнил и отругал её за неподобающий вид и испачканное платье, но Шуя и его наставник даже не обратили внимания на огромную дырку на юбке.
Наверное, это потому, что сами путники не волновались о своих нарядах. Рубашки не выбелены и совершенно без вышивки, штаны в нескольких местах изорваны и криво зашиты. У Мирославы прямо руки зачесались все перешить и переделать.
— Глупая ты, — беззлобно ответил парень. — У тебя целая деревня есть. Что тебе еще не хватает, а? Вот скажи — дом есть, семья рядом, накормлена, напоена, да еще и мужа нашли. Злобный, правда, какой-то с виду, но кто ваши вкусы разберет?
Упоминание о женихе, что сыскал отец среди сыновей своих друзей, вызвали только негодование. Такой союз был в угоду разве что самому жениху и его семье, Мирославе же он был противен и поистине пугающе смотрел на неё. Она уверена, что тот запрет её в доме, не давая и шагу сделать за порог.
— Скажи, Шуя, а ты давно путешествуешь?
— Давно.
— И тебе нравится это?
— Конечно, а к чему такие вопросы?
— А теперь представь, что тебя посадили на цепь. И ты знаешь, что эта цепь с тобой будет до последнего вздоха, — слова, наполненные болью, звучали тише. Шуя посмотрел на нее сверху вниз, но между ними была разница не только в росте. Их пути поразительно отличались друг от друга, но мудрость в словах заставила восхититься.
— Цепь не разорвать, да? — догадался он с грустью.
— Я пыталась.
Они оба посмотрели на идущего впереди Кама. Мужчине не были интересны их разговоры, как и судьба одной из Миклушиных. Его долг поддерживать равновесие в крае, это же касалось дружественных отношений между городами и селами. Мысли его тоже были другими.
— Не обижайся на него, — попросил Шуя. — Старик иногда чудит, но зла никому не желает, уж тем более тебе.