Пройдясь по полю, она, как и ожидала, наткнулась на ягодные места. Яркий сок испачкал ей рукава платья, но оно стало грязным еще неделю назад. Отправив в рот несколько земляничек, Мира уселась на землю возле кромки леса, вдыхая полной грудью теплый запах поля и нагретых солнцем ягод. Действительно, так хорошо ей давно не было.
Хотелось лечь в полный рост, прикрыть глаза и поддаться сну. Или, заскучав, наблюдать, как лениво плывут облака на небе. На самом деле, страшно было находиться на поле одной, Мира вспомнила истории о Полуднице и Полуночнице, ни та не другая, не внушали ей доверия. Однако, вечером их троица в безопасности.
Послышался громкий треск ветвей совсем рядом. Мира, не отрывая глаз от поиска земляники, негромко сказала:
— У тебя не вышло меня напугать, Шуя. Лучше принесли чашу из сумки, я…
Она так и не смогла закончить предложение, осознание настигло раньше. Её обдуло горячим дыханием чужой магии, горькой на вкус. Ощутив холод по всему телу, глаза распахнулись, смотря на того, кого так боялась повстречать лицом к лицу.
Морда черного медведя оказалась на расстоянии руки. С открытой пасти стекла слюна, хотя ей показалось, что зубы зверя измазаны кровью. Глаза, лишенные разума и сострадания, смотрели прямо, не видя никого, кроме нее. Обводка радужки горела красным.
Отшатнувшись, Мира закричала, что есть сил. Возможно, это последнее, что она сделает, пока острые когти Берендея не распорют ей глотку. Медведь протяжно зарычал и сделал к ней шаг.
На крики прибежал Шуя, за секунду оказавшись рядом с ней. Сильные руки плотно обхватили её предплечья, заставляя подняться и бежать. Мирославе удалось унять дрожащие ноги, вскочить и отбежать, но как бы ни был быстр ученик Шамана, лапа берендея лихим замахом задела его бок. Зашипев от боли, он пошатнулся, стараясь отойти как можно дальше. Медведь двинулся за ним. Достав из-за спины лук, он взял стрелу и прицелился. У него всего три попытки.
Руки нещадно дрожали.
Первая стрела вонзилась в бедро медведя, не в голову, как хотелось изначально. Тот взвыл, но не завалился. Шуя выругался, доставая вторую стрелу. Он не являлся лучником, не был борцом, но он был тем, кто хранит равновесие.
Берендей, обезумив от боли, бешеными глазами смотрел на него. Вздыбилась черная шерсть, оскалилась пасть, показывая острые зубы. Много крови они вкусили, много плоти разорвали. Шуя натянул тетиву с молитвой на губах, но оказался слишком медлив против врага. Зубами медведь вцепился в лук, швыряя в разные стороны его владельца. Ослабив хватку, Шуя отлетев в сторону, тут же вставая на ноги, уже без оружия. Внезапно, за спиной у него образовалась линия огня, змейкой огибая поляну. Он посмотрел на учителя, тот сотворил огненное кольцо, заперев их всех на одной поляне.
Или они, или он.
Зарычав, медведь бросился на Шую, зубами пытаясь ухватиться за тонкие конечности. Быстрые удары лапами, от которых у него получалось увернуться, все же достигали своей цели — разорвав его рубаху, оставляя полосы крови. Шуя устал убегать, дышал глубоко и часто, но все никак не мог найти лук и упавшие стрелы. Сквозь пелену дыма, он мог разглядеть разве что массивную тушу медведя. Глаза заполнила дымовая завеса.
Тот шел за ним бешеным зверем. Не обращал внимания на копоть, что оседала в легких. Сердце билось так, что почти выпрыгивало из груди. Шуя знал, что должен приложить усилия, чтобы оно осталось там, однако хватало одного взгляда на Берендея, чтобы отнять возможность двигаться.
Оступившись, Шуя упал на спину, хватаясь за израненную руку. В висках колотило болью, а в горло забился дым, но помимо этого, по телу прошлась липкая волна страха, когда Берендей лапами пригвоздил его к земле. Рев оглушил уши, и парень замер. Глаза зверя горели кровью и желанием расправы, Шуя чувствовал, что под его шкурой больше не было заплутавшего колдуна, лишь собственное проклятье.
Со свистом, криво рассекая воздух, рядом с плечом Шуи упала стрела. Он узнал горный камень, узнал изготовленное им оперение. Обессиленно перевернув голову, он заметил, как в десятке метров от них стояла Мирослава, нацелившаяся последней стрелой в Берендея. Дрожа всем телом, по её щекам текли горячие слезы.
Шуя до крови закусил губу, если Боги за ними наблюдают, то пусть не оставят их в трудный час.
— Давай! — прокричал он, когда пасть Берендея зловеще раскрылась перед его лицом. Его обдуло зловонным запахом чужого дыхания, а после рев боли вышел из горла чудовища. Почувствовал, что лапы сошли с его рук, он ухватился за упавшую стрелу и вколол ей прямо в глаз медведя.
Воя от боли, опускался Берендей на землю, дергались в агонии лапы, и смотрел один глаз прямо на него, уже не красный, а карий, почти человеческий. Взгляд прошелся по шерсти, уже не черной, а коричневой, трещала кожа, пропитанная черной магией.