Тени Солнца

Сейчас их загорелые лица казались далеким сном. Холод смывал их прикосновения к отросшим светлым волосам, удивленно-вытянутые лица при виде васильковых глаз. В Миру тыкали пальцем первые три дня, а после привыкли. Светлая кожа покрылась загаром — стала бронзовой, а волосы, оттенка спелой ржи, выгорели без защитной косынки. Здесь она перестала стесняться короткой стрижки, женщины, помимо нее, спокойно ходили с остриженными волосами выше плеч.

Выбившаяся прядка лезла в глаза. Мира раздраженно заправила её за ухо, завязывая сильнее шарф. Хруст снега под ногами тревожил — большинство животных ушло в спячку, а те, кто не испугался пришедшей зимы, стали осторожнее. Вряд ли им удастся поймать зайца или куропатку по дороге. С пропитанием будут большие проблемы, пока они не доберутся до Северного края. Признаться, это её пугало. Разговоры о войнах севера, что несут знамя смерти, преследовали её с раннего детства, заставляя прижиматься к матери в страхе. Они смертоносны, жестоки и кровожадны, потомки безжалостного божества, поющие песни о Маране. Они казались страшнее любого Берендея.

Вырванный зуб медведя на цепочке болтался возле груди тяжкой ношей. Знак, являющийся данью памяти об отце, о доме и о том, кем она может быть. Груз давил к земле и заставлял расправить плечи.

— Кам сказал, мы зайдем в Горшленицы, — радостно сообщил ей Шуя. Кажется, что за несколько месяцев он еще больше вырос, и теперь ей приходилось задирать голову куда выше.

— Зачем нам делать крюк?

Осенью они проходили мимо нее, когда снова переплывали Людву. Небольшая деревня не являлась звеном в торговли, землю едва ли можно назвать плодородной, по большей степени её жители доживали свой век в упадке.

— Там есть дом. Иногда мы останавливаемся там, но чаще храним теплые вещи. Будь моя воля, я бы до апреля остался в землях Семи Пустынь, но наставник сказал…

Дальше она почти не слушала, погружаясь в свои мысли. Кам беспокоил её с лета, и это беспокойство росло на глазах. Шуя старался делать вид, что не замечает, как бодрый шаг мужчины превратился в плетение, как прямая спина согнулась, а руки крепче сжимали посох. От звона бубенцов у неё каждый раз шли мурашки.

Шуя как-то сказал, что дело в надвигающемся зимнем Солнцестоянии. Мира не верила в его слова, но продолжала молчать. Холодные ночи голодным волком бросались на них, спасал костер, теплая одежда. В самый жгучий мороз, она собиралась дождаться друзей в Лукоморье, в родном доме. Она бы навестила мать, брата и сестру, отогреет замершие руки у знакомого очага, где в чугуне варится каша с репой.

Закрывая глаза, всем троим снилась весна.

Домик, к которому они шли несколько дней, стоял на реке Людве, возле таких же посеревших домов. На фоне белого падающего снега они смотрелись как никогда уныло. Голые ветви деревьев нагоняли мрачности.

Когда дверь открылась, а затхлый запах пыли и старой древесины защекотал нос, Шуя понял, что продрог до такой силы, что едва может шевелить ногами. Взглядом ища стопку дров возле печи, он мигом направился к ним. Изо рта вышел клубок пара, а через секунду из рук колдуна вышла искра. Нескольких движений хватило, чтобы распалить кочерыжки.

Втроем они сидели возле печи и молчали, наблюдая, как храбрится пламя перед холодом и тьмой.

— Одежда в погребе, в сундуке, — напомнил Шаман, тяжело вздыхая. Его глаза сами собой закрывались от усталости. — Пока солнце не зашло, приготовьте все…

Борясь с усталостью, Мира пошла на помощь Шуе. Сундук, покрытый пылью и песком, теперь стоял посередине комнаты, а в нем лежало несколько старых тулупов и шерстяных кофт. Одежда пахла старостью, едва ли её можно носить — того и гляди, в руках рассыпется. Но, меховой капюшон, пусть и был неприятен на ощупь, хорошо спасал от ветра.

Осторожно Мирослава выглянула на улицу, тут же жалея о своем поступке. Злой ветер ударил ей по лицу, пытаясь распахнуть дверь шире. Пискнув, она закрыла засов, возвращаясь обратно к Шуе и Каму.

— Нужно попросить у соседей жир и смазать лицо, чтобы трещины не пошли.

Не открывая глаз, Кам ответил:

— Не живет здесь больше никто. Рыбаки только летом приплывают с Серпохова и ближайших деревень.

Шуя с Мирой переглянулись, это означало, что им снова придется рассчитывать только на себя. Закусив губу, ученик шамана скрыл голодное урчание живота. Их припасы почти закончились:

— Пойду, поищу что-нибудь.

Кивнув другу, Мирослава взяла жестяное ведерко, намереваясь зачерпнуть снега или, в лучшем случае, найти колодец. Ветер на улице казался по-прежнему диким и неприветливым, однако не смог продуть её тулуп. Зачерпнув снег, она остановилась, уставившись в окно соседнего дома. За плотной занавеской проглядывался огонек.

Удивившись этому, она вернулась в дом, рассказывая об увиденным. Шуя, облазивший весь дом в поисках пищи, радостно улыбнулся, надеясь, что, возможно, кто-то великодушно сможет угостить их чем-нибудь.

Кам, нахмурившись, привстал с лавки, осторожно подходя к окну, брови сведены к переносице, а узкие глаза пытались разглядеть живую душу. Сердце предупреждающе замерло в груди.