Тени старой квартиры

А на следующее утро бабушка уходит до того, как Лиля проснулась, оставив на столе дурандовую лепешку и кусочек вчерашнего хлеба. Чайник стоит на подостывшей буржуйке – бабушка протопила ее перед уходом. Обычно бабушка будит Лилю, заставляет двигаться – выйти с бидоном за чистым снегом для воды на питье. Или еще дело: выбрать, чем сегодня будем топить. Бабушка приходит с электростанции – одобряет Лилин выбор: отлично, сожжем Чернышевского, никогда его особенно не любила! И подмигивает. А бывает, Лиля сама на улицу выходит – собирать с другими детьми осколки от зениток. Однажды ей повезло: достался такой – с решеточкой. Или идет поглядеть на дом на Сенной, в который попала бомба. У него срезало весь угол, и тот обвалился горой кирпичей. Зато теперь можно увидеть комнаты на всех четырех этажах: пианино, кресла, светильник, зеркало, в котором, как в мертвом глазу, отражается лишь серое злое небо. На полу, на пианино, на кресле лежит снег. Бабушка тоже видела этот дом. Постояла молча: «Как в театре, – сказала. – Декорации к нашей прошлой жизни». Этого Лиля не понимает – ей всего семь лет. А выглядит – так и вообще на пять. Маленькая. И худенькая. Хоть так, по замотанной в платок и в шубке из овчины, и не скажешь, что тощая.

Лиля спускается вниз – одиноко одной в квартире. Горячая вода с размоченным кусочком хлеба и лепешкой придали сил. Да и на улице потеплело – не так щиплет нос и щеки. И немец молчит, и солнце – впервые за много недель – прорывается сквозь облачную пелену, вспыхивают искрами сугробы рядом с оградой канала: «Не счесть алмазов в каменной пещере». Ветер стих, не вьется внизу по льду злая поземка. Лиля щурится: луч солнца холодный, но все равно радостный.

Бабушка говорит:

– Скоро уж весна, Лилечка. Весну-то Гитлер у нас украсть не сможет!

Может, она уже наступила, эта весна, а бабушка просто не заметила? Лиля решает: она пройдет по тропинке вдоль канала. Чуть-чуть. Хотя бы до улицы Дзержинского. А потом вернется, чтобы не растерять все захваченное из дома тепло. Ей хочется идти подскоками, как они делали с ребятами до войны в детском саду, но на подскоки сил не хватает. Хватает только на маленькие шаркающие шажки. Так бредет она, привычно отвернувшись от мертвого человека на углу улицы Петра Алексеева с поднятой, будто для предостережения, почерневшей рукой, а навстречу ей идет дворник. Лиле кажется, что он похож на трефового короля из бабушкиной пасьянсной колоды: те же усики и чуть выпученные глаза. Лиле он нравится, потому что все вокруг худые, некрасивые, а он – толстый, важный, в пальто с каракулевым воротником. С этим пальто недавно вышла история.

– Это профессора Зайцева? – спросила дворника бабушка, когда однажды столкнулась с ним на лестнице. – Добротная вещь.

Вроде как похвалила. Но тот покраснел, затопорщились усики.

– Не ваше дело! – толкнул дверь квартиры снизу. Блеснуло золото на запястьях.

– Бабуля, а почему у него три пары часов на руке? – спрашивает Лиля. – И все золотые?

Бабушка снова гладит ее по голове. Лиля понимает: это тоже – не тема для разговора.

И вот теперь он идет навстречу, делая вид, что не замечает Лилю, и напевает «На прекрасном голубом Дунае». Лиля прислушивается к мелодии, а слышит вдруг где-то за домами пушечный выстрел. «Далеко», – говорит себе Лиля «взрослым тоном». Так говорит бабушка: «В Гавани ляжет». Или: «В Балтийский метят, сволочи». Но тут же противно свистит в ушах – Лиля инстинктивно останавливается, втягивает голову в плечи. Впереди грохнуло – прямо в канал! Взметнулся на три метра над набережной страшный фонтан ледяной воды. Лиля ничком падает в снег: домой, скорей домой! Встала на четвереньки, развернулась… и тут увидела его, дворника, тоже лежит в снегу, а поверх черного каракулевого воротника – красно-белое месиво. Лиля замирает, не в силах отвести взгляда. А вокруг уже свистит, не переставая, вот еще совсем рядом разорвался снаряд – взвились в воздух осколки льда и камня с мостовой.

– Быстро, девочка, – какая-то девушка в шинели толкает ее в подворотню. Лиля видит приоткрытую дверь, протискивается внутрь, и в эту секунду ее оглушает грохот, звенит в голове. Лиля теряет сознание.

* * *

Холод. Холод и темнота окружают Лилю. Несколько минут она таращится в темноту, а потом пытается повернуться и понимает, что не может: саднят коленки, шумит-болит голова. Подвал! Она в подвале, и ее засыпало! Лиля тихо заплакала. Зачем она ушла, как бабушка теперь ее отыщет? Бабушка!

«Выход есть из любой ситуации», – уверяла она Лилю, читая про Тома Сойера.