Кормилин задумался, но мысли его были о другом: «Вот сволочь Николай! Из-за него сиди теперь тут и ломай голову. Похоже, нас действительно дернули в связи с игрой. Ну ничего, пусть сначала докажут что-нибудь. Остальные тоже болтать не будут, не маленькие».
— Нет, я отлично помню, Баринов ушел около шести часов утра.
— Вашей памяти можно позавидовать.
Кормилин развел руками: дескать, что мое, то мое.
— А кто-нибудь из ваших партнеров мог видеть, приехал ли Баринов на своей машине?
— Откуда мне знать. Спросите у них.
— Обязательно спросим, — резко сказал Голиков. Анализируя поведение Кормилина, майор обратил внимание, что тот, отвечая на последние вопросы, сохраняет спокойствие. «Неужели он ни при чем? Или успел взять себя в руки и так уверенно держится?» Голиков решил, что пора переходить к основному вопросу.
— А с Николаем Михайловичем вы давно дружите?
— Да мы, собственно говоря, с ним не друзья. Так, шапочное знакомство.
— Это вы в том смысле, что помогли ему на вашей фабрике справить новую шапку?
— Не придирайтесь к слову, — насупился Кормилин.
— И тем не менее вы несколько лет назад попросили Баринова об одной небольшой услуге: посодействовать некоему Моисееву Петру Сергеевичу в получении паспорта. Напрягите еще раз вашу отличную память, Иван Трофимович, и расскажите мне подробно об этом давнем эпизоде.
Кормилин откинулся на стуле. В его округлившихся глазах поочередно отразились страх, изумление, злоба и другие оттенки эмоций.
— Что за чушь? Какой паспорт? Какой Петр Сергеевич? Да я в жизни ни о чем подобном не просил Баринова! Кому-то понадобилось меня скомпрометировать. Предупреждаю, это даром не пройдет!
— Значит, вы отрицаете, что обращались к Николаю Михайловичу с такой просьбой? — спокойно переспросил майор, прервав поток словоизлияний Кормилина.
— Категорически отрицаю.
— Странно. Ваши слова расходятся с имеющимися у нас данными. Придется, видимо, все-таки составлять протокол, а потом устроить вам очную ставку с гражданином Бариновым.
— До каких пор вы будете надо мной издеваться? Средь бела дня меня, заместителя директора фабрики, регулярно перевыполняющей социалистические обязательства, как какого-то преступника привозят сюда и битый час морочат дурацкими расспросами. Это нарушение Конституции! — взорвался Кормилин, хотя его крик скорее напоминал вопль отчаяния, нежели законное возмущение невинного человека.
«Что же делать? — размышлял Голиков. — Кормилина придется отпустить. Кроме показаний Баринова против него ничего нет и держать его мы не имеем права».
— Иван Трофимович, возможно, я несколько погорячился, но войдите и в наше положение. — Майор сделал вид, что напуган бравадой своего визави. — Совершено тяжкое преступление, в ходе расследования приходится опрашивать многих людей, и мы очень надеемся на помощь населения.
— Опять вы заладили: тяжкое преступление, тяжкое преступление, — Кормилин мгновенно уловил перемену в тоне майора. — Поймите же, наконец, при всем желании я ничем не могу вам помочь.
— Хорошо. — Голиков решил, что дальнейший разговор бесперспективен. — Вот ваш пропуск, можете быть свободны. Если что-нибудь припомните, обязательно нам сообщите. До свидания.
— Нет, уж лучше прощайте! — проворчал Кормилин, пытаясь скрыть истинные чувства. «Фу ты, кажется, пронесло! Еще один такой случай — микроинфаркт обеспечен!»
«Много бы я дал, — рассуждал, оставшись один, Голиков, — чтобы определить, где в показаниях Баринова и Кормилина правда, а где — ложь. Несомненно одно — в момент убийства Моисеева Баринов играл в преферанс у Кормилина, что снимает с обоих подозрение в прямом участии в убийстве. Сложнее с паспортом. Кто-то из них безусловно сказал неправду. Скорее всего, Кормилин. Если Баринов замешан в преступлении, у него было достаточно времени, чтобы продумать свою позицию и преподнести нам что-нибудь более убедительное. А какой смысл указывать на Кормилина? Выходит, уважаемый Иван Трофимович имел веские основания скрыть связь с Моисеевым. Кстати, и вел он себя достаточно нервозно: то бросался в штыки, то занимал круговую оборону. С другой стороны, Баринов мог знать, что за его карточным партнером водятся кое-какие грешки, скажем, на той же фабрике, и тонко рассчитал, что, попав к нам, Кормилин начнет паниковать, навлекая, тем самым, на себя подозрение. А это, в свою очередь, еще больше запутает и затянет расследование. В любом случае, Кормилиным следует заняться вплотную. Вот только с «Жигулями» по-прежнему ничего не получается. Полосухин машину «узнал», да и мнение экспертов тоже однозначно. Так кто же, черт возьми, сидел за рулем машины? Чья невидимая тень упорно прячется в самой дальней точке следственного лабиринта?»