— Откуда данные?! — Коваленко вопросительно смотрит на меня.
— Подтвержденные сведения таковы: бывший директор зверосовхоза сошел с поезда «Новосибирск — Одесса» либо за одну станцию до, либо в самом Верхнеозерске. Это произошло восемнадцатого октября.
— Нам пока не поступала такая ориентировка.
— Прибывший утром лейтенант Чижмин сообщил мне об этом. Я просто не успел раньше доложить.
— Значит, приезд Бороховича совпадает с датой убийства Моисеева, — задумчиво добавляет Коваленко.
— Очень ценно, — замечает Железнов. — Ну что ж, для начала было полезно обменяться информацией. Все дальнейшие мероприятия будем согласовывать.
Распрощавшись с моим начальством, Павел Александрович уходит, оставляя после себя тонкий запах дорогого одеколона. Коваленко, если можно так выразиться, впадает в состояние информационного удара в двадцать пять килобайт. Я, между прочим, тоже.
— Николай Дмитриевич, создавшаяся ситуация требует оперативного вмешательства. Кормилина необходимо арестовать — помимо махинаций на фабрике, имеются подозрения в его связи с двойником Ферезяева. Время не терпит. Я уверен, что Иван Трофимович сыграл далеко не последнюю роль в происшедших событиях.
Полковник колеблется.
— Всегда восхищался вашей уверенностью. Но ведь пока бездоказателен прямой контакт между Кормилиным и Бороховичем. И потом, откуда вы взяли, что тот непременно находится здесь по сей день?
— Вероятность велика. У меня почти нет сомнений в том, что Борохович прибыл в Верхнеозерск укрыться, переждать, а заодно и избавиться от опасных свидетелей. Действуя нерешительно, мы оставляем в покое бомбу замедленного действия.
— В принципе, я с вами согласен, но давайте к этому вопросу вернемся завтра, после того как Кормилин сам явится к нам по повестке. Вот и прощупывайте его, сколько сочтете нужным. И если ваша точка зрения не изменится, я вас поддержу. Работайте в этом направлении. Из прокуратуры только что опять звонили.
— Ну, если вы так считаете…
«Хоть шерсти клок», — думаю я и добавляю:
— Прошу установить наблюдение за Дмитрием Серовым и придать ему охрану.
Против превентивных мер Николай Дмитриевич не возражает, несмотря на острую нехватку людей.
Тринадцать десять. В управлении начинается постепенная миграция в буфет на первый этаж. Однако сторонний наблюдатель мог бы заметить небольшое отклонение: кое-кто следует в противоположную сторону. А точнее: — в мою цитадель под номером 424. Откуда-то возник слух, что Голиков «протрубил большой сбор».
Первым приходит капитан Пошкурлат — самый бдительный. Поручаю ему собрать фотографии арестованных «меховщиков» и присовокупить к снимкам Бороховича. Адрес для отправки в Южноморск даю сам, за документацией отсылаю в подведомственный Конюшенко отдел.
Является Чижмин, как ни удивительно, с Ревазом. Оба запыхавшиеся. Мчедлишвили я не видел с момента проведения графологической экспертизы почерка Северинцевой. Не хочется огорчать Реваза, но он мне пока абсолютно не нужен.
Леве я рассказываю о допросе Эльякова и поручаю проверить алиби Георгия Никодимовича вечером и в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое октября.
Всем приходящим сообщаю последние новости — об установлении личности псевдо-Ферезяева и взываю к повышенной ответственности.
Волошина направляю в таксопарк, который уже знаком нашим ребятам как свои пять пальцев. Там старший лейтенант должен выяснить, имеются ли в документах соответствующие пометки об отсутствии Моисеева в дни «командировок» в Новосибирскую область.
Инспектору Громову даю задание сходить к подруге матери Северинцевой и предъявить ей фотографию Эльякова на предмет опознания. Вдруг словоохотливая старушка узнает на снимке «солидного Наташенькиного кавалера». Тогда одно звено автоматически замкнется.
Последним в дверях вырастает Нефедов. Вид у Валентина бравый, хотя из-под рубашки выглядывает полоска белоснежного бинта. Ничего не поделаешь, придется лейтенанту сходить к Клавдии Павлюк — ведь он у нас теперь главный специалист по работе со слабым полом. Для понимания серьезности поручения подчеркиваю важность выявления возможной линии Моисеев — Кормилин.
Так! Осталось распорядиться насчет охраны Серова, решить еще семь-восемь текущих оргвопросов и можно будет на десять минут перевести дух.
Глава восьмая
Утром я решаю пройтись до управления длинным кружным путем. Собственно говоря, такой маршрут я выбираю потому, что большая его часть проходит через малолюдный в это время года парк и есть возможность без помех еще раз продумать в деталях предстоящий допрос Кормилина. Именно допрос — бесед уже не будет. Факты, которыми мы сейчас располагаем, должны заставить заговорить Ивана Трофимовича. Надо только все верно рассчитать психологически, не дать ему опомниться. Иначе вновь возникнет недопустимая при сложившихся обстоятельствах заминка. Меня интересует даже не столько признание самого Кормилина, сколько связь между ним и Бороховичем-Ферезяевым. А эта связь, судя по всему, имеется.