Тени за холмами

— Спиртовая взвесь из копыт туманной лани, Тинави. Редкое зелье, подконтрольное, но студентам дают — надо же учиться. Его применяют, чтобы надолго закрепить трансформацию. Только мальчики не учли, что после эссенции запрещено давать подопытному настоящую еду и напитки, кроме как чистую воду, — сдохнет. А курочкам, судя по кайме бокалов, щедро наливали алкоголь.

— Прах, — расстроенно сказала я. — Что теперь?

— Закрываем дело у соседки и зовём Ищеек. Пусть арестуют студентов, им положены сутки. По мне так мало. Злости можно найти оправдание. Глупости — реже. Эксплуатации тех, кто не в состоянии за себя постоять — никогда.

* * *

Сидя на замшелом бревне в лесу возле фермы, мы дождались прибытия Андрис Йоукли и ещё одного Ищейки по имени Инвернесс. Коллеги помахали нам, узнали подробности и пошли за студентами.

— Йоу, красавчики, а ну сбавили страсти! — кричала Андрис из дома, в чьих окнах заплясали и запрыгали отзвуки заклятий. — Хотя нет, я передумала, колдуйте дальше! Засажу вас надолго, идиоты! — голос девушки наполнился праведным гневом.

— Вот тут бы я их и пришиб, — задумчиво кивнул Полынь. — Легонько. Очень удобно — сопротивление при аресте.

Я недоверчиво покачала головой:

— За пять куриц, серьезно?

— Как я уже сказал — за то, что приняли решение за другое живое существо.

— Полынь, это куры. Ты знаешь, я сама жалостлива до безобразия, но сегодня ты в ударе. Что за дела?

Мы уже подошли к лошадке Димпл.

Куратор взобрался в седло, подал мне руку и пожал плечами:

— Вчерашний вечер наложил отпечаток. Мы не ладим с братьями. Они уверены, что то, что в пять лет меня продали Ходящим, равносильно тому, как если бы я выиграл в лотерею. Якобы умные люди приняли вместо меня все основополагающие решения на старте, благодаря чему я смог резко двинуть вперёд, а они остались — сами по себе. "Свобода выбора" — ругательство в нашем доме. А я был бы рад, если бы меня не превращали в Ходящего, — Полынь грустно усмехнулся.

Я улыбнулась:

— Ты только что очень криво сравнил себя с курицей, да?

Полынь закатил глаза.

Я похлопала куратора по плечу.

— Кстати, про Ходящих! — я перевела тему. — А ты вчера долго еще крутился возле Ратуши?

— Нет. У меня не было оснований забирать дело Вира у теневиков, так что я вскоре ушел. Хотя попытка террориста интересная, конечно.

— Ты переписал текст записки — там был какой-то шифр?

— Тоже нет. К сожалению, я не додумался срисовать восьмушку, которая была прикреплена к письму. Может, на ней нашлось бы что-то интересное.

— Восьмушку?

— Ну монету. Она была на ленте — ты не заметила?

— Монету я видела, а номинал не разглядела, — задумчиво протянула я. — Ты так рьяно копошился с запиской, что все мои мысли были — не разорвётся ли твоё сердечко от радости при встрече с новой тайной…

Полынь пренебрежительно хмыкнул в ответ.

Кобылка Димпл тихо шла сквозь рассветный лес, пофыркивая и прядая ушами. На траве оседала роса.

— Полынь… — одна мысль не давала мне покоя, — А ты вчера фейерверк смотрел?

— Нет. А что?

— Да так, — пробормотала я. — Необычный.

Стоит ли делиться с Полынью обнаруженным совпадением? Или куратор после этого слиняет в погоне за загадками, бросив меня в лесу одну?

Лучше промолчать, пожалуй.

Не буду уподобляться старухе Бланкет-Кес, ища судьбу в случайностях.

* * *

Когда мы вернулись в Ведомство, оно уже полнилось жизнью.

Мы чинно прошагали мимо Галереи Генералов и фонтана, изображающего семнадцать знатных домов Шолоха. Миновали стойку главного регистратора, кулуары переговорок, ряды арок, ведущие в библиотеки (каждая прикрыта бархатной портьерой, призванной приглушить звуки и настроить на возвышенный лад), мрачную дверь с замком в виде ощерившего медведя — за ней — подвалы Ведомства, где допрашивают преступников.

По главному холлу хаотично метались Ловчие, Ищейки, Говоруны и Указующие. Только архивариваусов не видать: эти почти никогда не вылезают из своих владений.

Над головой носились ташени. Бумажные птички, даром, что не живые, а тоже попались на удочку весеннего обострения: они выписывали мертвые петли вокруг ведомственных мостиков, нежно курлыкали и пытались заигрывать с совами, которых некоторые сотрудники используют «шика ради». Совы косились на волшебных птах с неудовольствием, а если ташени перебарщивали — то наподдавали им когтистой лапкой.

Хлопали полотнища гербов в высоте; светлой палитрой горел витраж во всю стену; мерно качался золотой маятник с гравировкой в виде символа Иноземного ведомства — полуразвернутый свиток и роза ветров над ним.

Мы с Полынью дошли до тридцать второго кабинета.

— А можно я сразу к тебе, а не через стену? — взмолилась я.

Полынь покосился на меня, кивнул и провернул ключ в замке, после чего мы замерли на пороге, ошарашенные. Потому что, стоило толстой дубовой двери приоткрыться, как по ту сторону послышался нестройный бубнёж десятков говорящих писем.

Глаза у Полыни полезли на лоб. Он рывком отворил дверь.

По всему кабинету порхали дорогие королевские ташени. Все они вещали одновременно, создавая жуткую какофонию.

— Тот курятник был потише… — пробормотала я.