Тени забытых болот

— Пока вариантов больше нет, — сказал Шишкин. — Вася, Коля, сейчас идите домой, приведите себя в порядок и отправляйтесь в Минск. Транспорт, к сожалению, дать не могу, так что придется ехать на перекладных.

— Да ничего, — махнул рукой Николай.

— Постарайтесь узнать об этом Пане все что сможете. Будет здорово, если раздобудете его фотографию. — Шишкин взял со стола клочок бумаги и что-то быстро написал карандашом. — На всякий случай, номер телефона. Если что, звоните. Все, свободны.

Офицеры направились на квартиру.

— Надеюсь, хоть в Минске повезет, — усмехнулся майор по дороге.

— Это точно должно сработать, — заверил Василий. — Правда, неизвестно, сколько времени на это уйдет. Но тут уж выбирать не приходится.

— Да, здесь ты прав. Но в Минске будет проще разузнать о Пане.

— Какой план действий?

— Думаю, прямо в горисполком и пойдем. На крайний случай, попробуем заручиться поддержкой местной милиции.

— Вряд ли нам кто-то станет чинить препятствия.

— Я тоже так думаю.

— И предлагаю еще сейчас поесть. А то у нас со вчерашнего вечера во рту ни крошки.

— Поддерживаю. Только зайду в одно место.

— Куда?

— Я же обещал Сане рюмочку налить. Вот как очухается в больнице, угощу.

— Давай, заодно и я папиросками разживусь.

В квартире, как обычно, было тихо. Хозяйка, наверно, сидела у себя в комнате либо ушла куда-нибудь. Рябцев быстро вошел в комнату. Коновалов уже шагнул вслед за ним, как через приоткрытую дверь заметил сидящую за кухонным столом Сорокину. Лицо женщины было белым как мел, глаза невидяще смотрели куда-то в стол, а руки, лежащие на столе, мелко подрагивали. Шаль соскользнула с одного плеча, открыв темно-синюю блузку. Николай задержался и зашел в кухню.

— Анна Сергеевна, что-то случилось? — удивился он.

Хозяйка подняла голову. Она была напугана, и очень сильно.

— Анна Сергеевна, что случилось? — спросил Коновалов, подойдя ближе.

— Я… — Женщина судорожно сглотнула. — Я… я не…

— Вася! — крикнул майор. — Неси коньяк, живо!

Рябцев удивленно выглянул из комнаты, однако, увидев происходящее и оценив обстановку, кивнул и скрылся за дверью. Через несколько секунд он уже материализовался на кухне, держа бутылку коньяка, купленного Коноваловым по пути. Николай быстро откупорил бутылку и плеснул немного спиртного в приготовленный стакан.

— Выпейте, — твердо сказал он и чуть ли не силком всунул стакан в руки Сорокиной.

Женщина залпом выпила коньяк и резко выдохнула. Офицеры сели на свободные стулья.

— Аня, что произошло? — спросил Василий. — Кто вас так напугал? На вас напали? Угрожали?

Она покачала головой.

— Я боюсь, — прошептала она.

— Не бойтесь. — Коновалов сжал ее маленькую ручку. — Пока мы здесь, вам нечего бояться.

— Вот именно. — Еще один судорожный вздох. — Вы не можете быть рядом со мной неотлучно.

— Анна, расскажите нам, кто вас напугал? Чего вы так боитесь?

Женщина не ответила. Она прикрыла веки, из-под которых покатились слезы. Василий плеснул еще коньяка.

— Пейте, — сказал он.

Сорокина послушно выпила. Руки перестали дрожать, и она вытерла лицо.

— А теперь рассказывайте.

— Да что тут рассказывать? — Она с грустью посмотрела на постояльцев.

— Аня, рассказывайте, — мягко потребовал Коновалов.

— Хорошо. — Женщина сцепила руки в замок. — Я не Аня. И не Сорокина. Мое настоящее имя — Хана Менкина. И я не местная, я из Минска. Наша семья не успела уехать. А потом пришли немцы. Все они: и мама, и папа, и братья, старший и младший… Все они… — Она всхлипнула.

— Как же вам удалось выжить? — сочувственно спросил Рябцев.

— Случайно. Когда фашисты начали хватать евреев на улице, папа велел мне спрятаться в сгоревшем продмаге. Сказал, что, если до ночи не придет, уходить из города и ждать его на развилке. Я так и сделала. Но в лесу я чуть не попала в облаву. А потом узнала, что все мои родные погибли в минском гетто. — Она уронила голову на руки и заплакала.

Офицеры переглянулись. Николай вытащил из кармана носовой платок и протянул хозяйке квартиры.

— И вы пошли сюда, в Липень? — спросил он, когда Сорокина подняла голову и принялась снова вытирать слезы.

— Да, — кивнула она. — Здесь жил папин друг, Александр Кириллович. Папа когда-то помог ему. И он помог мне. Сделал новые документы. Точнее, как сделал… Взял у одной погибшей девушки, местной. Как они к нему попали, я не спрашивала. И я стала Анной Сергеевной Сорокиной. Мне повезло, что я, как и мама, внешне не похожа на еврейку. Но все равно я была осторожной. Лишний раз из дома не выходила. И все время, пока не выгнали фашистов, боялась, что кто-то узнает, кто-то донесет. Но, видимо, бог, отобрав у меня семью, подарил мне жизнь.

— А где сейчас этот Александр Кириллович? — уточнил Коновалов.

— Погиб. В последние дни немцы совсем озверели. Вот он и попал под горячую руку. Я смогла его похоронить, только когда фашистов отсюда выгнали. Только так у меня получилось выразить благодарность.

— А сегодня-то что произошло? — уточнил капитан.

— Я шла на работу, как обычно. И увидела человека. Сначала думала, что обозналась.

— Кто он? — взволнованно перебил майор.