– Возможно, я не совсем понимаю, о каких законах идёт речь, – снова заговорила Уми, когда они миновали почти половину моста, – но мне ясно одно: никакой гармонии в этом мире не существует. Знаете, почему наш клан так уважают во всём Ганрю – и даже полиция не осмеливается идти против нас? Да потому что якудза были и остаются той единственной силой, которая хоть как-то поддерживает порядок в этом городе. Предшественник отца, старый глава Нагаса́ва, начинал работу в портовом квартале: в те годы полиция туда вообще соваться боялась. Любого могли прирезать в каком-нибудь вонючем проулке за паршивый медный сэн. А если девушка отказывала неугодному жениху, её отца и братьев могли убить прямо у неё на глазах, а саму несостоявшуюся невесту вместе с матерью и сёстрами продать в бордель… Вот что творилось в портовом квартале до тех пор, пока старик Нагасава не навёл там порядок. Пускай он действовал твёрдой и жёсткой, а порой и жестокой рукой, но зато теперь портовый квартал ничем не отличается от того же Фурумати или Отмели, только что дома там победнее. Преступники усмирили преступников, меньшее зло остановило большее – и никакие высшие силы, прошу заметить, помощи якудза не оказывали.
Ямада слушал Уми с неослабевающим вниманием. Ободрённая его молчаливым поощрением, она продолжала:
– Работая в игорном доме, я довольно насмотрелась на то, какими порой кошмарными и чёрными бывают помыслы иных, наделённых огромной властью людей. Большие начальники полиции, богатейшие фабриканты – в их руках сосредоточено столько силы, что даже мне, дочери главы клана якудза, страшно вообразить, на что они могут быть способны. Но знаете, чем предпочитают заниматься такие люди? Они могут просадить за одну ночь целое состояние и ставить на кон даже не слуг, а родных детей или неугодных братьев, свою родную кровь! О какой гармонии вы можете говорить, когда в нашем мире живут подобные люди? Отчего и зачем дано им столько силы, которую они используют во благо лишь для себя? И тут уже даже клан Аосаки не в силах ничего сделать: на деньги этих разжиревших свиней мы хоть как-то стараемся уберечь этот город от того, чтобы он не уничтожил сам себя. Чтобы люди могли жить здесь, не боясь за свою жизнь и за своё дело, в которое они вложили столько труда. Чтобы столица провинции Тосан процветала.
Уми закончила, и Ямада погрузился в раздумья, видимо, подбирая подходящие слова. Только когда они сошли с моста и двинулись вдоль набережной вниз по течению реки, монах наконец заговорил:
– Вы задаёте сложные вопросы, молодая госпожа Хаяси. Даже мой учитель не сразу нашёлся бы с ответом. Но я скажу так: применяя меру исключительно добра или исключительно зла, никогда не познаешь истинной сути вещей. Как сезоны сменяют друг друга один за другим, так и чувства, которыми руководствуются люди, могут измениться. Не стоит говорить, что чья-то душа полностью черна – даже злейший из демонов может обратиться к свету, как и мудрейший из праведников – обагрить свои руки кровью.
– Хотите сказать, что мерзавец способен на раскаяние, а добрейший человек – совершить убийство? – бормотала Уми, пытаясь свыкнуться с этой мыслью. – Выходит, это и есть та самая гармония, о которой вы говорили? Когда всё переменчиво, как ветер, задувающий с реки?
Ямада кивнул и снова улыбнулся, но на сей раз в его улыбке было больше затаённой печали, чем радости. На какой-то миг Уми показалось, что монаху удалось познать всю тяжесть этой истины на себе. Неужели ему и правда приходилось убивать? Теперь Уми не была уверена, что ей хотелось бы знать ответ на этот вопрос.
Чтобы перевести разговор в менее мрачное русло, Уми снова заговорила:
– Возвращаясь к нашему незапланированному купанию в пруду… Скажите, вы не почувствовали тогда ничего странного?
– Я постоянно ощущаю потоки силы, исходящие от живых существ и от проявления той или иной стихии. Так что мне не совсем понятно, о каких странностях вы говорите.
Уми пришлось пересказать монаху всё, что случилось с ней этим утром после пробуждения, начиная от странного предчувствия, которое погнало к пруду, заканчивая чёрными тенями, которые навели на неё такую жуть.
– А раньше в вашем присутствии происходило что-то необычное, что могло быть хоть как-то связано с водой? – неожиданно поинтересовался Ямада.
Этот вопрос заставил Уми задуматься. Вскоре на ум ей пришло вчерашнее происшествие у чаши для омовений, когда вода чуть не выплеснулась на духа-фонарика, который повёл себя недружелюбно. Она вкратце поведала Ямаде об этом незначительном событии, но монах им почему-то заинтересовался.