Тени заезжего балагана

Уми же медленно побрела к себе. Её комната располагалась на втором этаже усадьбы – старого дома с черепичной крышей и коньками с резными драконами. Всё, чего ей сейчас хотелось – это упасть на футон и проспать мёртвым сном по меньшей мере до обеда. Стоило Уми оказаться дома, как зуд на предплечье тут же стих, и до поры она напрочь о нём забыла.

Но не успела Уми преодолеть первую ступеньку лестницы, как дорогу ей перегородила девочка лет шести. Чёрные и блестящие волосы не доходили ей до подбородка, а от яркого цветочного узора на её кимоно рябило в глазах.

– Вернулась, наконец, – проворчала девочка, смерив Уми недовольным взглядом. Голос у неё оказался довольно низким, а манера говорить была скорее свойственная взрослой женщине, чем ребёнку.

Ничего удивительного в том, однако же, не было. О-Кин – именно так звали любительницу ярких кимоно, – была не человеческим ребёнком, но дзасики-вараси: другими словами, домовым духом, охранявшим усадьбу Хаяси и всех его обитателей.

О-Кин очень не любила, когда кто-то из её подопечных исчезал из-под её пригляда надолго. И потому она всякий раз принималась ворчать на Уми, стоило той только показаться дома после очередной смены в игорном доме.

Но сегодня настроение домового духа оказалось омрачено появлением нежданного гостя, который, учуяв появление более сильного ёкай, тут же спрятался за Уми.

– Кого это ты притащила в дом О-Кин? – нахмурилась ёкай и наклонилась, чтобы разглядеть Сана получше. Бедняга чуть не трясся от охватившего его страха, но всё же взгляд О-Кин он выдержал стойко.

– Пф, слабак, – махнула рукой дзасики-вараси, и напряжение на её хорошеньком, почти что кукольном личике сменилось скукой. – Даже неинтересно.

– Он не для твоего интереса здесь, – устало проговорила Уми. Она обошла вставшую посреди лестницы О-Кин и поднялась к себе. – Это Сан, и пока он поживёт у нас.

Уми очень надеялась, что О-Кин не станет задирать Сана и даст ему отсидеться в усадьбе спокойно хотя бы несколько дней. Терпимостью О-Кин не отличалась: если что-то было ей не по нутру, она начинала пакостить всему дому – то огонь в очаге не даст разжечь, то посреди ночи устроит во всём доме жуткий сквозняк. И длиться это могло до тех пор, пока гнев О-Кин не утихнет – или пока её не умаслят дополнительной чарочкой с сакэ, которую каждое утро Уми выставляла на небольшой домашний алтарь.

Видя, как поджала губы О-Кин, Уми поняла, что одной чарочкой дела явно не решишь, и придётся попросить целый кувшин сакэ из личных запасов отца. Но усмирением домового духа Уми решила заняться позже – сейчас она чувствовала себя настолько обессиленной, что с трудом заставляла себя переставлять ноги.

Смерив Сана презрительным взглядом, О-Кин поспешила следом за Уми. Она умудрилась проскользнуть в её комнату ровно в тот момент, когда Уми как раз закрывала раздвижные двери. Став бесплотным, Сан просочился за ней и тихонько скрылся за створками стенного шкафа, воспользовавшись тем, что внимание Уми полностью переключилось на дзасики-вараси.

– О-Кин, я очень устала сегодня, так что давай поговорим позже, – не дав ёкай и рта раскрыть, проговорила Уми.

Она начала было расстилать футон, но О-Кин уселась прямо у неё на пути и проговорила самым елейным голоском, на какой только была способна:

– Ты обязательно отдохнёшь, Уми Хаяси, – глаза дзасики-вараси нехорошо блеснули. – Но сначала ты расскажешь О-Кин, почему от тебя так смердит магией колдунов.

Уми с нескрываемым изумлением уставилась на дзасики-вараси.

– О чём это ты?

О-Кин принюхалась: кончик её и без того вздёрнутого носика поднялся ещё сильнее. Ёкай склонилась над правой рукой Уми и резко задрала рукав кимоно.

Увиденное заставило Уми тяжело опуститься на циновки, выпустив так и не расстеленный футон из рук. На правом предплечье её растекался багровый синяк, напоминавший по форме какой-то сложный иероглиф.

Причина странного зуда в руке была найдена. И лучше бы это и впрямь была мошкара!

– Ч-что это? – только и смогла вымолвить Уми, глядя на странный синяк во все глаза. – Откуда он взялся?

– Похоже, тебя прокляли, – невозмутимо ответила О-Кин, с любопытством рассматривая странную отметину. – Так что давай, рассказывай, какому колдуну ты перешла дорогу.

Рюити

Новое имя ему не нравилось, но старое он не мог вспомнить, как ни старался. Его забрали у него так давно, что о потере напоминала лишь неприятная ноющая боль в груди, которая после приезда в Ганрю давала о себе знать всё чаще.

У него всегда были проблемы с сердцем, сколько Рюити себя помнил. Госпожа Тё была сведуща в лекарском деле, и она установила, что у него был врождённый порок.

«Не поддавайся сильным тревогам, и проживёшь дольше, чем тебе было отмерено», – неустанно твердила ему патронесса, и Рюити старался следовать этому завету со всем усердием, на какое только был способен.